Открытие! Оно хотя бы дало мне возможность поразвлечься. Как бы поздно я ни ложился, я всегда просыпаюсь, когда стрелки часов, — внизу маленькая, а сверху большая, — разделяют циферблат пополам. Я вышел очень рано и пошел по Рю-Гранд до того места, где она пересекается с Траверсьер, которая тут расширяется и образует площадь Мэрии. На каменной мостовой, служащей паркингом, там и сям можно было увидеть куртки с карманами на спине, штаны с бантами, животы с патронными сумками, шляпы с лентами и перьями, а кроме того, различные роды оружия и тявкающих тварей, с прямыми ногами, с кривыми, темного цвета, светлого, разношерстных пятнистых, и всех охотно писающих на колеса повозок. Среди множества людей было, — увы! — много друзей, способных выстрелить — паф, паф — во все, что движется, будь это несъедобная ворона или какой-нибудь козодой. Я производил подсчет сил противника и раздавал, — будучи в веселом расположении духа, на что у меня имелись основания, — приветствия и даже пожелания «Хорошей охоты!», но подразумевая под этим неудачу. Я уже собрался вернуться, когда встретил Колена, лесовика, который, посмеиваясь, лорнировал меня, приложив палец к своему серому кепи.
— Вы знаете результат?..
Накануне вечером Вилоржей хмуро объявил на совете, что операция «Болотище», отложенная по неизвестным для меня причинам на неделю, в конце концов состоялась, — нешумная, но без меры утомившая и обозлившая трех жандармов, которые потерпели неудачу, а проводником был Колен. Подробностей никаких. Но Колен, который не любит, когда кто-нибудь другой, а не он, именем закона бороздит его владения, разоткровенничался.
— Вчетвером! Не считая одного, расположившегося на площадке Гланде, чтобы обеспечивать связь с бригадой через полевой телефон… Вы представить себе не можете! Прочесать округу.
В общем, они отправились утром около девяти часов. Во время путешествия Бомонь не переставал сверяться с картой и каждый раз спрашивал лесовика: «Этот ручеек и есть Малая Верзу? Перешагнем через нее». А Колен уточнял: «Угу, но потом пойдем вдоль нее». Боты продолжали путь. Но — ведь верно? — нога, привычная к асфальту, работает каблуком, а привычная к земле — носком. Идти — это не ехать. Товарищи его не были хорошими ходоками; они вглядывались в темноту, не различая перед собой ровно ничего. Кто плохо шагает, тому быстро надоедает. Лес в низине не так полнится воздухом, как горный, не так живописен, богат приключениями; все одно и то же — стволы, стволы, а над ними ярко-зеленая листва; шагаешь, шагаешь, вдавливая в землю опавшие листья, и дилетант в конце концов склоняется к тому, что в этой черноте одно похоже на другое. Патруль, прибывший в Пьер-Леве, уже порядком притомился, Бомонь же, твердо уверенный в своих геодезических познаниях, решил, что на все про все уйдет не более двадцати минут.
