Он, должно быть, не слышал, как моя дочь бросила ему вдогонку крепкое словцо, за которым последовал возглас, обращенный ко мне и содержащий упрек:
— А что я тебе говорила? Это не осталось без внимания.
У Клер ненависть к облаве может распространяться и на человека — он хозяин леса, он имеет право на его богатства и на защиту, как и любое животное. Пусть это будет даже гриф, разве он не так же невинно красив, как ястреб? Поджав одну ногу, которой она покачивает, и стоя на другой, Клер ерошит свои черные волосы. Она крутится на пятке и, намекая на то, что некоторых любителей хлорпикрина из-за нас постигнет неудача, восклицает:
— Увы, мы не можем предупредить его, как лисицу.
Она давится от смеха. Члены общества защиты животных, члены «Друзей лисиц и других вонючек», члены ОПО (общества противников охоты), мы и впрямь стараемся прибыть на место происшествия первыми, накануне, если это возможно, если нам удается узнать, где и когда нора подвергнется выкуриванию. Клер отворачивается. Папа, обдав ее отвратительным человеческим запахом, писает в дыру, потом бросает туда несколько кусочков карбида, от него отделится ацетилен, безопасный, но невыносимый для лисиц, которые тотчас же улепетнут, оставив для удовольствия отравителей лишь пустую нору. К сожалению, незнакомца предупредить труднее, если только он нуждается в нашей помощи.
По прошествии минуты Клер говорит:
— Кажется, у меня есть идея.
Снова взявшись за работу, она немного мрачнеет, но это скорее из приличия, чтобы отдать должное дню, который прогнал веселье.
Открытие. Существует лишь один прекрасный рассказ об охоте — это когда страстный охотник Актеон с луком в руке настигает Артемиду, а богиня столь чиста и строга, что превратила юношу в оленя, и его сожрали собственные его собаки.
Будем снисходительны к эскимосу, питающемуся салом тюленя и одетому в его шкуру! Но пусть будет стыдно тем, кто ходят с ягдташем за спиной и кичатся сделанными ими «картинами» из пера и волосков! Пусть будет стыдно «охотникам», устраивающим ловушки, тем, кто выкуривает, расставляет тенета, коллекционирует рога, клыки и прочие «трофеи», зрителям, глядящим, как исполосовывают и отдают собакам на съедение несчастных животных; мы не одобряем и художников, «подвешивающих» животных за лапки к гвоздю, изображенному на полотне, эти задыхающиеся жертвы, с потухшими глазами под мохнатыми веками, — и все для того, чтобы на картине была смесь рыжих, красных, розовых тонов, с голубым подкрыльем вяхиря, зеленью канарки со свежим красным пятном, кармином, мареной… Как бы то ни было, это труп! Это мертвая пастель! Мертвое масло! Я отвергаю все, что представляет собой красивую мертвечину. Включая чучело. Включая жертвоприношения в кино, как, например, смерть зебу в «Апокалипсисе сегодня», как смерть собаки в «Паскале Дуарте»…
