Лейхтвейс проводил своих товарищей к холму, на котором было расположено маленькое кладбище. При свете луны не трудно было найти то место, где тело Лоры было предано земле. Лейхтвейс подошел к могиле и в безумном горе, измученный, разбитый страданиями, наклонился, чтобы взглянуть на труп своей жены. Но в это же мгновение он с криком отшатнулся. Тела Лоры в могиле не было.
— Ее похитили! — в отчаянии вскрикнул он. — Даже трупа ее мне не оставили! Даже в могиле не дали ей покоя! Да будет проклят тот, кто совершил это преступление!
Лейхтвейс глухо зарыдал. Кровь у него застыла в жилах при мысли о том, что Лора не нашла покоя даже в могиле. Но к нему подошел Зигрист, положил ему руку на плечо и сказал:
— Друг мой, вполне ли ты уверен в том, что Лора действительно была мертва, когда ты положил ее в могилу? С утопленниками часто бывает, что даже опытные люди ошибаются, принимая каталепсию за смерть.
Лейхтвейс широко открыл глаза и в недоумении взглянул на Зигриста. В глазах его засветилась искра надежды. Но искра эта тотчас же потухла. Печально опустил он голову на грудь и сказал:
— Нет, Зигрист, я не ошибся. Лора умерла. Ее более нет в живых.
Вдруг к нему подбежала Елизавета. Она все время осматривала окружающую местность и теперь держала в руке что-то, похожее на ленту.
Лейхтвейс, увидев, что это женская подвязка, вскрикнул:
— Память о моей несчастной Лоре. Это ее подвязка! Видите, тут она даже собственной рукой вышила свое имя.
И действительно, на голубой подвязке было вышито: «Лора». Лейхтвейс прижал подвязку к губам, и на глазах его выступили слезы.
— Где ты нашла это, Елизавета? — спросил он.
— Шагах в тридцати от берега, довольно далеко от развалин. Подвязка лежала в выбоине, как будто оставшейся от колес.
— Странно, — проговорил Лейхтвейс, — отсюда можно заключить, что кто-то нес труп Лоры мимо хижины и положил его на телегу в том месте, где ты нашла подвязку.
— Совершенно верно, — заметил Зигрист. — Однако что это ты еще держишь в руке? Никак трубку для табаку?
— Вот именно! — воскликнула Елизавета. — Эту трубку я нашла на земле рядом с подвязкой.
Разбойники стали внимательно рассматривать трубку. Трубка эта, по-видимому, была довольно ценная, пенковая, с серебряными украшениями. На головке были какие-то буквы, по-видимому, еврейские.
— В университете я когда-то изучал еврейский язык, — сказал Зигрист, — но я боюсь, что не вспомню его настолько, чтобы разобрать, что тут написано. Впрочем, постараюсь.
