Однако, много ли мужчин могут похвастаться тем, что ублажали королеву? Он улыбнулся, и озорные огоньки заплясали в темных, как ночь, глазах. Если слухи верны, то даже сам король Ричард не мог утверждать, что спал с Беренгарией. Поговаривали, английский король предпочитает прыщавое, изрытое оспой лицо Филиппа Французского. При мысли о комизме положения юноша ускорил шаги.
Распахнув тяжелую дверь, он пошел на тонкий луч света, пробивавшийся из-под двери с гербом. На краткий миг у него возникло опасение: не ловушка ли устроена ему? Но Паксон вспомнил призывные взгляды королевы, и тревога улеглась.
Открыв дверь, он попал в комнату, пропитанную запахами мускуса и благовоний. Закругленные стены были увешаны гобеленами и шелковыми драпировками, на полу лежали толстые ковры, а в центре стояла кровать под балдахином, освещенная мерцающим пламенем свечей. В полутьме угадывалась миниатюрная фигурка королевы. Темные блестящие волосы спускались по спине и плечам. Нежная розовая кожа, казалось, сияла в пламени свечей. Большие миндалевидные глаза лучились мягким светом.
На мгновение у Паксона вновь возникло опасение, не ловушка ли это, но выражение лица Беренгарии было невинным, даже целомудренным, и казалось невероятным, что эта чистая и добродетельная девушка может ожидать любовника, однако он заметил чувственную улыбку, изогнувшую уголки пухлого рта.
– Не желаешь ли ты оказать почести королеве? – спросила Беренгария игривым насмешливым голосом, в котором звучали и резкие нотки. – На колени, сарацин!
Паксон не шелохнулся, его глаза угрожающе блеснули.
– Я пришел не к королеве, а к женщине, – произнес он таким же игривым тоном, но в голосе наряду с непринужденностью чувствовался и вызов, а также железная воля говорившего.
Насмешливая улыбка сарацина при всей дерзости его поведения возбуждала королеву.
– Я терпеливо ждала, – прошептала Беренгария, – и знаю, терпение мое будет вознаграждено.
Она смерила пришедшего кротким взором.
– Терпение всегда вознаграждается, – ответил Паксон, делая шаг вперед.
Беренгария отошла в тень и ослабила шнуровку платья.
– Я многое слышала о вас, сарацинах, – голос звучал неуверенно, дыхание королевы стало прерывистым.
– Вы слышали, что мы, сарацины, искусны в любовных утехах?
Паксон расстегнул и небрежно бросил на пол широкий пояс, обхватывавший его талию.
– Но, кажется, сарацины также искусны и в беседе, – прошептала Беренгария. – Однако поступки говорят сами за себя громче любых слов.
