Но я рассказал ему, что пережил и передумал в плену, где гнил в крысиной норе, где фашисты пытали, травили, выкорчевывали все человеческое, пытаясь превратить нас в бесчувственных тварей, сделать своими пособниками. Но мы боролись до конца, используя любую возможность, чтобы вырваться из этого кошмара.
- В тылу, - заключил я, - конечно, найдется работа, будущие трудности не пугают меня. Но ваш суровый приговор утверждает мою человеческую неполноценность, начисто перечеркивает то, с чем сроднилось сердце, мое существо. В плену меня посещала мысль о том, что сыграю в ящик, не видел порой никакого выхода. Но сейчас, как никогда, верю в то, что я сильнее обстоятельств, увечья... Доктор, прошу...
В кабинет зашел полноватый человек с серебристым бобриком на крупной голове.
- Что у вас там, профессор?
- Да вот, видите, - и Свердлов протянул ему историю болезни. - На фронт просится.
Вошедший мельком взглянул на нее, потом поднял глаза:
- Здоровье безупречное. А где глаз потеряли, младший лейтенант?
Услышав ответ, помрачнел и положил на край стола мое "дело".
- Ах, мерзавцы, что с людьми делают. Ну-ка, выйди на минутку. Нам тут поговорить надо...
Словно на ватных ногах вышел в коридор, осторожно прикрыл дверь, оставив узенькую щелочку.
Сердце колотилось, как у загнанной лошади. Понимал - сейчас там решается моя судьба. Из-за двери доносились отрывки слов:
- Инвалид в такие-то годы...
- Да нельзя ему летать...
- Не о полетах тут разговор, о человеке...
- Ведь в любом полку есть и нелетные должности...
- О них он говорил. Хоть на кухню просится, водовозом - только к своим...
Затем пригласили в кабинет. Седовласый еще раз смерил меня взглядом с ног до головы, кивнул в сторону профессора:
- Последнее слово за ним... - И вышел стремительным шагом, только халат развевался за плечами, как бурка на лихом всаднике.
Свердлов нашел какой-то бланк, посмотрел его даже на свет, на минуту задумался. Потом взял ручку.
Затаив дыхание, наблюдал за пером, на острие которого в данный момент находилась вся моя будущая судьба. И вот профессор размашисто расписался. Я чуть не вырвал из его рук документ, засунул глубоко в карман.
- Спасибо, дорогой профессор!..
Свердлов погрозил мне пальцем, как нашалившему школьнику, и бросил на прощание:
- И учтите - к самолетам не подходить. Ни-ни..
- Понял.
А сам подумал: "Что ж, теперь осталось мужиками обозными командовать? Не выйдет!.."
Только меня в госпитале и видели.
