Только вот то жалко, что были мы большие друзья…
…Илья Иванович очнулся, встал со скамейки и огляделся. Кому это все он только что рассказывал? Никого не было кругом. Только большая луна по-прежнему бежала по небу, одиноко стояла будочка среди островка земли, обнесенного забором. Он закурил, бросил в котлован скомканную пустую пачку из-под «Мальборо». Она прилипла там к грунту цветным маленьким комочком. Повернулся и пошел. Тихо, осторожно, не оглядываясь, брел по дорожке. Сердце билось тупо, болезненно.
Настал черед дежурить на стройке Феде Гильмуллину. Федя недавно вышел из отпуска, который провел на родине, в большом татарском селе, у брата-муллы. Брат был уже старый, толстый, с маленькой седой бородкой. Подвыпив с ним, Федя (татарское его имя было — Файзулла) неустанно обличал религиозную профессию брата, его отсталые убеждения. Мулла обычно выслушивал такие рассуждения добродушно, не пускаясь в особенные разговоры на эту тему. Файзулла нравился ему не только потому, что был братом, но еще и тем, что имел золотые руки и изрядное трудолюбие. В то время как мулла исполнял свою непочетную для Феди службу, сам он обязательно находил себе какую-нибудь работу у него в хозяйстве: возил, пилил, строгал, приколачивал. Все старье, все обветшавшее ко времени его отъезда обретало прочность, белело свежим деревом. У Феди и в городе был свой дом с хозяйством, и он ни за что на свете не согласился бы променять его на квартиру. И здесь он тоже целыми вечерами, а в выходные — с утра до вечера, если не уезжал на рыбалку, — копался, занимался чем-то в доме, в пристройке, в огороде, в палисаднике. И делал все неторопливо, добротно и красиво. В строительно-монтажном управлении Федя раньше был бригадиром, и бригада у него числилась одной из лучших, потому что Федя и людей понимал, и любил порядок, и его уважали, и стремились к нему в бригаду — там был заработок. Но вдруг начальство свергло Федю и поставило на его место Костю Фомина, студента-заочника, — пускай, мол, растет человек, привыкает к руководству. Гильмуллина такое решение обидело очень больно: уж он-то знал, что в бригадирах его место, как нигде. С трудом усмирив себя, он стал работать в Костиной бригаде простым плотником-бетонщиком. Костя был мягок, легко поддавался влиянию, и, постепенно приспосабливаясь к этому, бригада стала работать шаляй-валяй, не больно стараясь. И Федя тоже работал шаляй-валяй, как все. Только вечерами, недовольный дневной работой, становился еще неистовее. Точно по мановению руки вокруг него сгруппировалось еще несколько таких же недовольных, и составилась артель, начавшая возводить в свободное от работы время дачки, домики на мичуринских участках, баньки и прочие деревянные, а порою и каменные сооружения. В артели этой Федя, как и полагается, был старшим, иначе — бригадиром. И все у него делалось как следует, как встарь, а это значит — не посачкуешь. Появились вдруг деньги, которых раньше всегда не хватало и которые Федя, как человек скромных запросов, не знал, куда девать. На машину у него было, но он сначала решил построить в своей усадьбе капитальный гараж. И вот теперь ждал, когда на стройку начнут возить поломанные бетонные блоки, чтобы их можно было выбраковать и увезти домой.
