Мы обе ощущаем неловкость, я в этом уверена.
Молчим некоторое время, потом Яна переводит разговор на другие рельсы.
– А квартиру они у вас купят.
– Но ведь Казбеку нужна мраморная парадная, холлы и прочее…
– При чем тут Казбек? Все решает Вероника.
А Вероника очень расчетливая, чтоб платить за какие-то холлы и парадные. Она просто сделает ремонт и перепродаст квартиру в два раза дороже. Казбек получит свои холлы в конце концов, не волнуйтесь, но это обойдется ему намного дешевле.
– Как ей удается так им управлять?
– Она всегда управляла всеми своими мужчинами.
– Такая страшная? Такой кусок мяса?
Яна вдруг начинает хохотать.
– Вы вроде моего Виктора, ничего не понимаете в колбасных обрезках. Да вот если я оказываюсь со своим мужчиной в компании, где есть такой кусок мяса, я буду молить Бога, чтоб такая не бросила на него взгляд. Она может взять голыми руками любого, то есть почти любого. Вот сегодня Казбек носил в машину наши сумки, вы видели…
– И что?
– А то, что для него позор – таскать бабьи сумки. Еще три месяца назад он слышать не хотел, что надо помогать женщинам.
– Но она не производит впечатления такой умной…
– Она любит деньги и выгоду, она хитра, скупа и, наверное, жестока. Единственное, что может когда-нибудь подвести ее, так это скупость и алчность. Разве что у нее хватит ума посоветоваться с кем-то. Прежде чем проявить эту алчность.
– Она советуется с вами?
– Порой. И потом слушается, а не так, как другие: выслушают и поступят по-своему…
Странные вещи говорила Яна. У меня были знакомые дамы с внешностью Вероники, и не могу сказать, что мужчины их любили. Такие дамы страдали, комплексовали и в итоге становились обузой для подруг и знакомых. Хотя, если подумать, то упущенных шансов у них было полно, они сами все портили по недостатку житейской хитрости. Но мои знакомые – это другой социальный слой.
В той среде, где вращаются такие, как Вероника, да и Яна, все просто и все возможно. Там на дерьме зарабатывают конфетки, а недостатки используют и продают гораздо дороже, чем достоинства.
Только вот зачем мне эти размышления? Зачем я так упорно и с таким любопытством изучаю совсем другую, непонятную мне реальность? Раньше я хоть была писателем. А теперь кто?
Вернувшись, я зашла в комнату Кирюши и поняла, что он не спит, потому что ресницы его дрожали.
– Ты не спишь? Не притворяйся, я вижу.
Он открыл глаза и сел в постели.
– Я не ябедничала на тебя, – сказала я, – ты сам убежал от меня. Если ты будешь убегать от меня, я уйду. И никто не будет тебя учить, понял?
