– Слушаю!.. – прозвучал в трубке запыхавшийся голос Колесовой.
– Выходи на улицу, сейчас я за тобой заеду.
– Но у меня лекция! – возмутилась Колесова, думая, наверное, что у Ханова очередной приступ похоти. С ним это действительно бывает – иногда вдруг становится невтерпеж, аж живот внизу холодеет. Но сейчас был совсем другой случай.
– Без разговоров, это по делу! Выходи! – сказал он.
А через несколько минут, наставляя Колесову перед ее поездкой в аэропорт, продолжил:
– Это задание Москвы, понимаешь? Лично Председателя КГБ!
– Я с немцем спать не буду! – вдруг решительно заявила Колесова. – Я сразу предупреждаю: у меня оба деда погибли во время войны! Поэтому гидом я быть могу, но спать с этим немцем не буду!
– Подожди, какой он немец? Он американец…
– Если он Шерц, да еще Зигфрид – он немец. А что написано у него в паспорте – меня не интересует. Спать я с ним не буду!
Ханов озадаченно почесал затылок. Вообще политическая принципиальность Колесовой ему нравилась, но…
– Хорошо, – сказал он. – Провезешь его по городу, покажешь центр, а потом – в гостиницу…
– И что? – насмешливо перебила Колесова. – Ну, приехали в гостиницу, и как его там развлекать? Я повторяю: спать с ним не буду!
Ханов считал невозмутимость главной чертой своего характера. Потому, пощипывая свои черные, чуть подкрученные усы, он сказан все тем же спокойно-размеренным тоном:
– В гостинице, в ресторане, ты меня с ним познакомишь. Как будто случайно. Скажешь, что я директор заповедника в Затайке…
Колесова удивленно встрепенулась. Затайка была в 120 километрах от Ижевска, в глухом таежном заповеднике – одна из дач Совета Министров СССР, знаменитая своими угодьями для лосиной охоты и прочими легальными и тайными радостями. И хотя, кроме московских министров и самого Ханова, никто эту дачу не посещал, в Ижевске бродили глухие слухи о каких-то немыслимых затайских оргиях. Поэтому Колесова спросила заинтригованно:
– Вы повезете его в Затайку?
– Если он согласится поехать, – ответил Ханов.
И подумал: «А если не согласится, то вообще непонятно, что с ним делать. Чебриков через два часа ждет моего доклада…»
Вот уже второй час Ханов и Колесова везут его куда-то к черту на рога, в глубь заснеженной тайги. Зигфрид, завернувшись в свою дубленку, полудремлет на заднем сиденье машины, и чем дольше они едут, тем меньше он понимает, почему в этом Ижевске такая вдруг услужливая опека КГБ – переводчица, заповедник, лосиная охота! Конечно, при маниакальной страсти русских засекречивать все, вплоть до механизма действия копировальных машин и курса акций на Нью-Йоркской бирже, какой-нибудь завод по производству удмуртской туалетной бумаги, дым которого был виден из гостиничного номера, может показаться этому Ханову стратегическим суперсекретом. Но неужто ради того, чтобы по цвету этого дыма Зигфрид, не дай Бог, не определил, какое химическое отравляющее вещество выпускают на этом заводе помимо туалетной бумаги, Ханов и Колесова везут его подальше от Ижевска, в заповедник, и завтра подставят под выстрел зубра или лося…
