С недавних пор Джулия изменилась. Она нервничала, выглядела измученной, у нее пропал сон. Конечно, сын доставляет ей много хлопот, но его проблемы не могут быть единственной причиной такого состояния, Гермес был в этом уверен.
Что-то еще произошло с Джулией, причем Гермес точно помнил, когда все это началось: в ночь после ужина у издателя Рибольди, когда она отравилась грибами.
– Все нормально, – сказал ему тогда по телефону Пьерони, – не волнуйся.
Но с каждым днем Гермесу все меньше верилось в это «нормально». Пьерони его обманул, это ясно, но почему? Одно дело – обманывать больного для его же блага, другое – вводить в заблуждение своего коллегу. Ведь они оба борются за жизнь своих пациентов, оба ежедневно радуются победам и приходят в отчаяние от поражений, между ними не может быть недомолвок.
Джулия отдалилась от него, даже стала избегать близости. При встречах была чужой, замкнутой, холодной. А вчера и вовсе уехала, оставив такую записку:
«Мне нужно некоторое время побыть одной. Надеюсь, ты поймешь меня и наберешься терпения.
Люблю. Джулия».
Куда она уехала? С кем? Надолго ли? Амбра, к которой Гермес обратился за ответом, изображала полное неведение.
– Я знаю одно, – сокрушенно вздохнув, начала она, – Джорджо очень ее огорчает. На днях они ругались в голос, скандал был ужасный. Потом приехал синьор Ровелли и увез мальчика, а на следующий день Джулия собрала дорожную сумку и тоже уехала. Поверьте, больше я ничего не знаю.
Гермес по-прежнему считал, что за всеми переменами в Джулии стоит что-то другое.
– Скажи, Амбра, как Джулия себя чувствует? Может быть, у нее неважно со здоровьем?
– Сказать, что с ней все в полном порядке, я не могу, – задумчиво ответила Амбра. – Она очень побледнела, почти ничего не ест. Но я же не врач, что я знаю? Обычно она со мной откровенна, а сейчас молчит, слова из нее не вытянешь… Как-то на днях приезжала ее сестра, синьора Изабелла. Они долго разговаривали в кабинете, потом Джулия плакала.
Гермес бросился к Изабелле.
– Ни о чем меня не спрашивай, – предупреждая вопрос Гермеса, поторопилась заявить Изабелла. – Я ничего тебе не могу сказать.
– Не можешь почему?
– Дала честное слово молчать, – торжественно поднося руку к сердцу, объяснила Изабелла.
Гермес пытался всеми возможными способами вытянуть из нее хоть какую-то информацию, но тщетно: Изабелла не проговорилась.
Отчаявшись узнать что-либо, Гермес решился даже позвонить Ровелли в газету, но там ему сказали, что журналист в отпуске.
