Я уже догадался, но не стал лишать его удовольствия сказать самому. И он сказал:
— Да, господин Пастухов. Я говорю о пистолете Макарова, который вы получили для охраны вашего подопечного Томаса Ребане. Вы скажете, что оставили его в сейфе гостиницы «Виру» перед вылетом в Аугсбург вместе с пистолетами Злотникова и Мухина. Нет. В сейфе вы оставили только кобуру. А пистолет передали вашему другу Боцману. Он был обнаружен за обшивкой багажника его «тойоты». Не нужно говорить, что баллистическая экспертиза установила, что именно из него были убиты эти несчастные солдаты? Пальцевых отпечатков Боцмана на нем, разумеется, нет. Но трудно было ожидать, что эту ошибку допустят такие профессионалы, как вы и ваши друзья.
— «Эти несчастные солдаты», — повторил я. — Теперь мне понятно, почему эстонцев так мало. Это мы, русские, можем позволить себе быть расточительными. Нас все-таки сто сорок пять миллионов. А вы и миллион наскребаете с трудом. Вам бы следовало быть экономней.
— Они погибли за родину! — сообщил Янсен таким тоном, словно за родину погиб он сам.
— Конечно, за родину, — согласился я. — А за что же еще? Солдаты всегда погибают за родину. Все это шито белыми нитками, господин Янсен.
— Но сшито крепко. Если вы видите какое-нибудь слабое место, скажите. Буду очень вам благодарен.
— Когда арестовали Боцмана?
— Сразу после того, как он совершил преступление. На рассвете пятого марта.
— То есть, вчера утром? — уточнил я.
— Совершенно верно.
— А почему он небритый?
— Вероятно, потому что не успел побриться. Какое это имеет значение?
— Для вас никакого. А для меня очень большое. Видите ли, господин Янсен, в Чечне мы привыкли бриться вечером. Потому что когда тебя ночью поднимают по тревоге, времени на это не остается. А поднимали нас по тревоге часто. С тех пор у всех нас и осталась эта привычка.
— Какой вывод вы из этого делаете?
— Боцмана вы арестовали сразу после нашего вылета в Германию. А эту бойню устроили после моего звонка. Теперь я понимаю, какие важные дела заставили вас задержаться в Таллине.
— Вы уверены, что ваш довод будет убедительным для следователей генеральной прокуратуры? — с иронией спросил Янсен.
— А нет?
— Боюсь, что нет, господин Пастухов.
— Ну, вам лучше знать нравы ваших следователей. Этот довод убедителен для меня.
— И это все? Больше нет слабых мест?
Я еще раз внимательно рассмотрел снимок Боцмана. Нехороший у него был взгляд. Очень нехороший. Не хотел бы я оказаться на месте того, на кого Боцман так смотрит.
