— Только когда мне скучно.
Он пожалел, что сказал ей это.
— Извини, как?
— Личная шутка, — объяснил он.
— Ага. Что ж. Хорошо. — Она скрылась в ванной. — Чистое полотенце есть? — крикнула она оттуда.
— Нет.
— Что?
— Нет! — крикнул он.
Это была неправда, но его заинтересовало, как она среагирует. Она никак не среагировала, а просто включила душ.
Он сделал себе еще кофе.
— Дай мне мою сумку! — сказала она из ванной.
Он проигнорировал просьбу. Думая о чем-то другом, он включил телефон и набрал номер.
— Да, босс! — ответил знакомый голос.
— Слушай, Чак, — сказал Роджер. — Скинь все, что тебе нужно, в сумку и встречай меня у входа через пять минут. Это срочно.
— Никаких проблем, босс, — сказал Чак.
— Эй, — сказала Русая Загадка, стоя перед ним и роняя вокруг себя водяные капли. — Ты слышал? Я просила тебя дать мне мою сумку.
Он посмотрел на нее пустыми глазами. Не было никакого Чака, не было машины, не было главной статьи столетия, и никто кроме таксистов не называл его «босс». Эта его личная фантазия раньше была намного сложнее и включала высокопоставленных особ, интриги, заговоры, убийства, насилие, и Премию Пулицера за блистательный журнализм. Репортер Награжден В Соответствии С Заслугами.
Ничего сенсационного никогда не происходит до полудня. А если и происходит, то об этом никогда не пишут в тот же день в газетах. Зачем от журналистов на зарплате требуют, чтобы они появлялись в конторе в девять утра — загадка. Вещи, о которых следует писать репортажи, происходят, если подумать, после пяти, то есть, после того, как большинство репортеров ушло домой.
Роджеру хотелось, чтобы сенсационные вещи происходили постоянно.
Детство и отрочество Роджера прошли в обстановке, возбуждающей зависть и ненависть большинства населения мира. Отец его, не будучи членом влиятельного класса от рождения, был, тем не менее, несказанно богат. Сын мог выбрать любую карьеру, но даже в раннем детстве Роджер мечтал сделаться именно репортером. Около года назад, Арнольд Хемсли Вудз, отец Роджера, переговорил с одним своим знакомым, имеющим контрольные капиталовложения в нескольких газетах. Вскоре после этого Роджеру дали первое задание. Радость его была недолговременной.
Никаких опасностей и переделок, никакого риска. Вообще. Что касается войн — они вообще не заслуживали присутствия репортеров, в основном, и репортаж можно было вести не покидая конторы, по крайней мере в той газете, в которой работал Роджер. Голливудские знаменитости и Дональд Трамп, строитель, являлись единственными возможными объектами скандальных хроник. Репортажи о правительственной коррупции ограничивались бессмысленной, не очень логичной руганью по адресу Президента и его скучных коллег. Пойманные преступники, которым грозило длительное заключение, во время интервью не говорили ничего интересного помимо грамматически неверных банальностей, а преступники менее значительные затруднялись сформулировать свое возмущение обществом в осмысленных, понятных предложениях, годящихся для печати. Прохожие на улицах высказывали мнения о текущих событиях, ничем не отличающиеся от тех, которые уже публиковались в прессе и передавались по телевизору. Роджер продолжал на что-то надеяться, без особых к тому причин. Однажды, надеялся Роджер, в какой-нибудь славный, многообещающий, блаженный день он найдет, исследует, и предоставит вниманию публики действительно дельное, сенсационное событие.
