Ты вздыхаешь.
– Я понимаю. Я тоже хочу, но мне…
– Не бойся, Франс. Не бойся, мой замечательный Франс! Поселись сначала в отеле.
Пока мы не узнаем друг друга. Пока ты не убедишься в том, что я это я!
Ты благодарно молчишь.
– Да… Да, Эрик. Хорошо. Ты же знаешь, что я хочу не меньше… Просто я трус.
И в этом простом заявлении – все. Все твои страхи, переживания и страдания. В этом простом тезисе так много, что я захлебываюсь твоей откровенностью, твоей маленькой правдой для меня из самой глубины твоего сокровенного неприкасаемого сердца.
– Я с тобой.
И ты понимаешь как много в этом маленьком узком однородном предложении. И ты с облегчением смеешься.
– Не трать деньги, Эрик. Ты потратил их на меня достаточно… Я приеду.
Обязательно.
– Да, да. Сладких снов, Франс.
– Ночи, Эрик.
– Пока…
– Пока…
Мы еще некоторое время молчим в трубки. Улыбаемся и мысленно желаем друг другу ночи еще раз. Потом одновременно кладем трубки.
Kapitel 7.
Париж весной, надо сказать, очень странное место. Здесь прекрасное и романтическое смешивается с приземленным и банальным. Узкие улочки и широкие проспекты, грязные и чистые, с запахом роз и с запахом навоза, с шумом машин и стуком лошадиных копыт, с музыкой аккордеонов и голосами попрошаек. Вроде бы, как любой обычный город по весне. Но для меня Париж обладает неодолимым шармом.
Старые домики и новые здания, витиеватые фасады и строгие линии современности.
Париж – город, где сливаются в единое целое прелесть восемнадцатого и двадцать первого века.
Теплые солнечные лучи отражаются от луж растаявшего снега. Шумная певучая речь слышится изо всех кафе, чьи двери открыты нараспашку. Этот язык так не склонен описывать что-то печальное! О! Он так невыносимо звонок и каждая интонация, существующая в нем, так прекрасна, что обречена на произношение с улыбкой!
Толпы нетерпеливых туристов щелкают фотокамерами, глядя через их сверкающие объективы на Триумфальную Арку, Эйфелеву Башню и Собор Парижской Богоматери. Идя мимо них, я чувствую себя хозяином города. Я живу здесь. А они приехали в гости.
Здесь мой дом. А их дом где-то далеко, быть может, за тысячи миль отсюда.
И я безошибочно отличаю приезжих от тех, кто делит мой дом со мной. По уверенности походки. По уверенности взгляда. По улыбке. По тому, как целенаправленно люди куда-то спешат.
Кидаю монетку к ногам слепого аккордеониста. Улыбаюсь ему и иду дальше.
Дети. Юноши. Девушки. Мужчины. Женщины.
И когда быстрым шагом прогуливаешься вдоль по набережной, или замираешь на середине моста – можно втянуть носом воздух и почувствовать свежий влажный запах Сены, которая уже сломала лед и теперь несется куда-то в никуда.
