Чувство | страница 22
Это все.
Это значит, что когда я играю, моя музыка значит для меня его улыбку. Моя музыка становится осмысленной. Она несет в себе красоту – для него. Моя музыка нравится мне, потому что она нравится ему. Или даже не так… это невозможно объяснить словами. Но весна заторопилась вокруг. Голоса людей стали громче, краски – насыщеннее, очертания – резче. Солнце стало ярче и теплее. Весна стала весной.
Я как будто ожил. Я не знаю в чем секрет. Нет, конечно, секрет в волшебных четырех словах. Но… я не знаю почему. Как будто бы с моей души сняли тяжесть…
Ту самую тяжесть бесцельности собственного существования. Бесцельности моей музыки. Пропал страх того, что будет. Все решилось так… просто. У меня была и есть моя музыка – какая разница что будет? Это уже не важно. Я существую, чтобы создавать эту музыку, чтобы создавать Прекрасное, чтобы творить. Я существую, чтобы жить.
А моя музыка существует для него. Может она существует для кого-то еще, кто слушает так же как он. Я не знаю. Сейчас – она только для него.
Красный рояль как символ новый жизни. Я смеюсь. И мне от этого так легко.
Красный рояль, который подарил мне веру. Больше – уверенность в то, что, в конце концов, все обязательно будет хорошо. Понимание того, что добро не должно быть с кулаками. Понимание того, что добро может заключаться в нескольких словах, как и великая истина, и быть от этого не менее важным. Понимание того, что спасение души не менее важно, чем спасение жизни.
Красный рояль это лишь маленькая частичка Прекрасного, ради которого я хочу продолжать жить. Которое я хочу создавать. Которым я хочу делиться.
Возможно, мне всю жизнь не хватало именно этого – Прекрасного. Или умения видеть его и замечать в повседневной жизни. Красный рояль – это маленькая повседневная прекрасность. И музыка тоже… И сам Эрик… То есть Мсье Розетт… тоже прекрасен.
И когда оглядываюсь вокруг, я вижу что в каждом… в каждом есть доля Прекрасного. Но как будто она на его спине. Потому что никто не может увидеть Прекрасного в себе. Но я точно вижу его в своей музыке, потому что Он видит его в ней.
Сегодня ему кто-то позвонил. Он улыбнулся мне и сказал, чтобы я продолжал играть.
А он скоро вернется. И он ушел. Оставляя меня наедине с Луи.
Мне стыдно. Да, мне стыдно. Но я не мог иначе. На столе лежала его папка с нотами. Я хотел знать то, о чем стеснялся спросить. Что он играет чаще всего?
Что он любит?
Торопливо перелистываю ноты. Здесь только Бетховен, Лист и Шуберт. Шуберт. Я выбираю первый попавшийся лист. Мсье Розетт как-то сказал мне, что я прекрасно читаю ноты и могу почти все сыграть с первого раза. Если я не верю в себя, то я, по крайней мере, верю ему.