Подхожу и снова кладу руки ему на плечи. Не знаю почему, но Лоренс мне кажется хрупкой вазой, которая готовая разбиться от одного неловкого движения или слишком громкого слова.
– Лоренс… Мсье Шонсье предложил тебе заниматься со мной вместо него. Он считает, что я буду тебе более полезен. Ты хочешь заниматься со мной?
Я молоточек, он струна. Он натянут, и я нежно-нежно бью по нему, извлекая неподражаемый голосок. -…да…
Я не могу сдержать улыбки.
– Я поговорю с твоими родителями. -…спасибо…
– Почему бы вам не сделать этого прямо сейчас?
– Николя, не торопись. Подобные вещи не делаются на скорую руку. Лоренс, если ты оставишь мне свой телефон я позвоню вечером твоим родителям, и мы с ними договоримся о встрече и все обсудим и решим. Естественно с твоим участием.
Хорошо? -…да…
– А теперь назло Мсье Шонсье, который явно опаздывает на поезд, сыграй мне…- Я пролистываю ноты. – Вот этот ноктюрн. -…Но… я его еще никогда не играл…
– Серьезно? Я почему-то думал, что ты уже знаешь наизусть всего Шопена. Но это не преграда. Я знаю, у тебя все получится. Главное не торопись. -…да…
Я улыбаюсь. И снова играет Шопен. Ах… Паганини в исполнении Паганини… Это просто мечта.
Kapitel 13.
Этот рояль прекрасен. Я такие видел только в каталогах. Но у меня никогда не было денег, чтобы нечто подобное купить. У меня не было возможности даже просто прикоснуться.
Теплый, почти огненный. Красно-коричневый. Рояль стоит в самом центре просторной светлой полупустой комнаты. Центр квартиры, центр жизни, центр вселенной. Рояль прекрасен. Мне нравиться просто смотреть на него. На его плавные изгибы. На его изящные завитки. Этот рояль с королевским именем Луи осветил всю мою жизнь.
И Мсье Розетт. Разве мог я мечтать о большем? Чудо. Большое чудо. Чудо, в которое я уже потерял веру. Прохожий под моим окном. Человек, который меня слушал. Человек, который занимается со мной.
Он настоял на занятиях у него дома, а не в студии Мсье Шонсье. И только когда я увидел Луи я понял почему. Хотя это до сих пор вызывает подозрения у моей матери.
Я бы умер, если бы она запретила. Я бы умер. Но отец помог мне. В самом деле, что мне сделает Мсье Розетт? Он слишком известен.
Слава Богу, Слава Святой Троице, я здесь. Я с ним. Он слушает меня. Однажды он даже сыграл мне Бетховена "Fur Elise". Возможно, это было все, чего я хотел.
Я радуюсь каждой минуте проведенной с ним и Луи. Когда он слушает меня, мне кажется, я могу все. Мне кажется, моя музыка наполняется тем, чего мне не хватало. Среди этих солнечных бликов на красной коже рояля я нашел какое-то великое откровение. И, как любая необъяснимо-огромная истина, это откровение укладывается в четыре банальных слова: я играю для него.
