— А Кречет этот — новгородец? — спросил Стенька.
Эдуард помолчал некоторое время и решил, что вопрос резонный. И ответил:
— Черт его знает. Вроде прибалт какой-то. В Новгороде живет давно.
— А по профессии он кто?
— Тебе бы, Стенька, следователем работать.
Стенька непроизвольно слегка приосанился.
— А теперь? — спросила Аделина.
— Теперь, пока твой отец находится под арестом, опасности для тебя нет. Кроме…
— Кроме?
— Ну, это не опасность, это так, мелочи. Один из друзей Кречета частично спонсирует некоторую часть репертуара некоторых театров.
— И что же?
— Да как тебе сказать… То есть, никаких приказов или даже пожеланий от Кречета на этот счет нет и не будет, но из театра тебя скорее всего уволят, просто на всякий случай. Чтобы никто из спонсоров потом не обижался.
— Сволочи, — сказала Аделина убежденно. — Какие все сволочи.
— Это несправедливо, — вмешался Стенька. — Это нехорошо. Нужно, чтобы об этом узнали.
Аделина отрешенно вздохнула.
— О чем? — спросил Эдуард.
— Вот об этом, — пояснил Стенька. — Не знаю, может, репортеров пригласить, они любят скандалы.
— И что же сделают репортеры? — Эдуард посмотрел на Стеньку, удивляясь его наивности.
— Не знаю. Напишут статью.
— И кто ее будет читать?
— Те, кто читает статьи.
— И потом что?
— Не знаю. Будут какие-нибудь протесты.
— О да, — Эдуард улыбнулся. — Обязательно. Мировая общественность возмутится, заявят в ООН, весь Ближний Восток побросает оружие, и Чечня тоже, все дружно будут возмущаться, что певицу уволили из оперного театра. Это ведь так близко к сердцу всеми воспринимается, в Чечне, к примеру, в горах каждую ночь то Моцарт, Чайковский, и так далее. Особенно евреи будут негодовать, забыв про конфликт с арабами.
— Почему ж именно евреи? — спросил Стенька недовольно, но было видно, что до него дошло.
— Ну, как… Из-за Чайковского.
— При чем тут Чайковский?
— Но ведь Чайковский был еврей?
— Э… вроде нет, — сказал Стенька. — Аделина, Чайковский — еврей?
Оба уставились на Аделину. Аделина встала, подошла к окну, и уперлась лбом в металлическую, черной индустриальной краской крашеную раму. Эдуард подошел к ней, встал за спиной, хотел коснуться рукой плеча, не коснулся.
— Что ж делать. Многим театрам не хватает денег… — сказал он неуверенно.
— Перестань!
— Но ведь… правда же… ты устроишься в другой театр.
— Ты об этом ничего не знаешь! — зло сказала она. — Отвяжись.
— Почему ж, — обиделся Эдуард. — Кое-что знаю. Искусство в наше время…
— Замолчи, умоляю! — Аделина схватилась за голову.
