– А ты кто такой, Малютка, чтобы так с нами разговаривать?
Ай! Это Вольф спросил. И так на него Малютка посмотрел, просто жуть. Ответил ему тихо-тихо, но все всё равно услышали, потому что сделалось еще тише:
– Я тебе чуть погодя объясню, волчонок, кто я тут такой, и кто такой ты.
Вольф отвернулся, не смотрит на мэра. А Малютка говорит уже нормальным голосом:
– Так. Теперь всем довожу до понятия. Ясное дело, было бы лучше все-таки вздернуть злодея. Вы хотели его вздернуть, пока вас всех Огородник не сбил. Со своей малявкой полудохлой… И я тоже так хотел. И народ просил: «Вздернуть его!» А? Разве не так люди вам говорили, когда вы сюда шли? «Вздернуть его!» – вот что вам говорили. Теперь будет много недовольных, и мне это не нравится. Но дело сделано, и переигрывать мы не станем. Я на тебя, Огородник не в обиде, хоть ты и сделал нам большую пакость… И никто пускай к нему не лезет. Короче! Теперь: с паршивой овцы – хоть шерсти клок. Людям своим скажите: продали мы терранцам козла этого за хорошие харчишки. Скажите еще: Огородник и мэр заключили выгодную сделку. Скажите, мол, будут жить как люди какое-то время. Скажите: попразднуют маленько. Народ, конечно, другого хотел, ну да ничего, пошумят и успокоятся. Харчем утешатся. А если кто будет лезть на рожон, то пускай ко мне отправят, я разъясню, что к чему и под каким соусом. Еще раз всем довожу, кто по дури не понял: кончено дело! Не трожьте… этих… Тьфу. Огородник! Забирай своего подонка. Через 48 часов его не должно быть в Поселке. Все! Расходимся.
И кто-то негромко сказал, я не понял кто: «Ну, это мы посмотрим: кончено – не кончено…»
Люди уходят, очень угрюмые все. Женщина, правда, довольна, улыбается чего-то. Женщина Салли.
Разбойник той частью рожи, которая у него не запластырена, ухмыляется. Спрашивает:
– Сдается мне, ты теперь хозяин Коротышке Бо… Как тебя называть? Огородником тебя называть?
– Господин Сомов.
– Что?
– Будешь называть меня «господин Сомов», – говорит ему Огородник, а сам – спокойней спокойного. Вот. Точь-в-точь больной. Весь белый. Руки трясутся у него, прямо как у Хромого.
– Слушай, господин Сомов, что теперь светит Коротышке Бо? Сдается мне, помилование пошло псу под хвост… Не обсуждается помилование?
– Нет.
– А тогда… что?
Огородник вздохнул так тяжко, вроде, после дела сделанного дыхание перевел. Я так думаю, очень устал Огородник. Я захотел подойти, погладить его по руке. Мне его сделалось жалко. Большой человек, хороший, сильный тоже, а очень он, наверное, устал…
