Боунз листочек передает.
Дошло до Длинного Тома. И Том расписался. А как расписался, то сказал:
– Вот что, Боунз. Я тебя уважаю. Ты почтенный человек, давно тут с нами. Почитай что с самого начала.
– Я тут жил и до Мятежа, Том.
– Да, я помню. Так вот, тебя все знают, к тебе и счет особый. Капрал – простой человек, к тому же несмышленый… а ты совсем другое дело…
Я хотел сказать: «Я не несмышленый», – но не стал.
– …В общем, плохо ты подумал, Боунз. Или свою жену мало любишь. Вот мы оставим плохого парня в живых. Он парень-ловкач, проныра, а слову его веры нет никакой. Убежит он, скажем, а потом к нам вернется… с новыми громилами. А ну как жене твоей головешку открутит? А? Что скажешь? Или моей жене? Больше надо о таких вещах думать, Боунз.
Старик Боунз тогда головой покачал, ничего не сказамши. Непонятно, согласился он с Длинным Томом или не согласился.
– Теперь ты, Салли, – говорит Фил Малютка.
Ага, значит, женщину зовут Салли.
Берет она бумагу. Смотрит на нее. В другую руку перекладывает. Потом обратно же листок кладет в ту руку, которой рукой в начале бумагу взяла. Потом опять перекладывает. Хромой к ней поближе подходит:
– Не подведи, детка…
Женщина Салли вся вскидывается и смотрит на Хромого страсть как сердито:
– Дома у тебя детка! А я олдермен Салли Маккой.
– Да я что? Я ничего. Просто давай, давай, Салли, давай, милашка…
– Хаким, заткнись! – и Хромой слушается мэра, тут же Хромой затыкается. Вот.
А Салли все бумагу теребит. Подмигивать чаще стала, прямо глазом тарахтит… Нервничает. Да. Я вот тоже очень нервничал, я ее понимаю. Я еще до сих пор весь нервный. Когда ко мне в жилище змеюка заползла с двумя головами – одна висит как бы дохлая, а другая изо всех сил шипит на меня – я тоже очень-очень нервничал. Это еще когда было? Когда на Выселках тройня родилась. Один нормальный и два уродца. Года два назад, наверное. Или три.
Вот, женщина Салли вертит-вертит листок, потом говорит:
– Я не знаю… Надо подумать. Зачем нам торопиться? Возможно, найдется какой-нибудь третий… новый… в смысле, лучший выход из положения? Куда мы торопимся? Я не готова. Нет, я не готова…
– Дура! Дурища! Вот дура-то! – кричит Хромой, – все хочешь угробить?!
– Просто дайте мне подумать, как следует…
А Хромой уже не кричит, а прямо рычит, будто бы он собака.
– Чем рассуждать, иди ко мне сюда, щель медовая… – и Хромой показывает себе между ног.
А она ему:
– Дружок, я полагаю, у тебя там тоже все… хроменькое.
