Следующие несколько секунд были крайне неприятными. Каждый раз Иосиф говорил себе: «Назавтра полечу с закрытыми глазами. Запомнить!» И запоминал. Но его страх мешался с любопытством, а значит, глаза сами собой раскрывались… Он вновь и вновь видел белёсый полупрозрачный кисель, пронизанный гибкими трубами-кишками, наподобие той, по которой двигался он сам. Движение наверх бывало стремительным. Гоночный болид, предназначенный для установления очередного скоростного рекорда, не угнался бы за человеческим телом, несущимся по пищеводу иной реальности.
Иосиф в подобные моменты неизменно испытывал ужас: «Как бы не переварили здесь меня… или мою душу». Человек, сведущий в тайной науке, совершая путешествия в скрытые пространства, порой не осмеливается даже самому себе признаться в том, где именно он находится, сколь зыбко его право выжить и вернуться в исходную точку. Суть, пустившая сюда Иосифа, своенравна и не склонна чтить нерушимость договоров.
Любых.
Труба выплевывала каббалиста прямо в кисель, и на протяжении десяти или пятнадцати секунд он летел, задержав дыхание: тут нечем дышать. На миг перед его глазами открывалось истинное небо всех скрытых пространств – черная плоскость, испещренная рунами и сакральными знаками разных времен. Затем Иосиф попадал в новую трубу, ровную и прямую, с гладкими каменными стенами. Тут следовало беречь голову: скорость движения ничуть не снижалась, и один-единственный удар грозил превратить его череп в подобие разбитой салатницы.
Обратный путь всегда завершался одинаково. Иосиф чувствовал тошноту, боль в груди и заходился в крике. От собственного вопля он просыпался, хлопал рукой по будильнику и долго лежал, чувствуя себя заново родившимся. Проклятый будильник, будто верный пес, надрывался, приветствуя возвращение хозяина, хотя Иосиф не заводил его. По часам Срединного мира он провел за его пределами не более сорока секунд…
Минут десять каббалист лежал на полу своей квартиры в Миусском переулке, в центре Москвы, мысленно смакуя наслаждение от одного факта: «Вернулся! Вернулся…»
Потом он встал и отправился в ванную. Холодный пот все еще катил с него градом.
* * *
Воскресенье. На работу идти не надо.
Он мог никуда не торопиться. Он мог не думать ни о чем важном. Он мог отключить телефон.
Приняв душ, Иосиф позволил себе прогулку по холодной сыри настоящего московского ноября. Вчерашние лужи обернулись хрусткой коркой на грязном асфальте, парк дышал скорыми заморозками, помоечные киски разбежались по подвалам. Сегодня он как никогда остро чувствовал всю грязь и все несовершенство реальности, заключившей его в оковы.
