Когда она вернулась домой после лагеря, она попросила кого-то написать на стене хижины следующую сутру:
Молчание - способ, молчание - конец,.
В молчании молчание распространяется.
Молчание - знание всего знания:
Понимая его, сам становишься молчанием.
"Молчание - способ, молчание - конец, в молчании только молчание распространяется". Если вы поймете, если вы хотите понять, то единственная вещь, которую нужно понять, - молчание. В момент, когда вы знаете это, вы становитесь молчаливым. Больше незачем делать что-то еще: молчание - знание всего знания.
Ее ученики говорили мне: "Она не слушается нас. Если ты скажешь, она тебя послушается. Она никогда не противится тебе, она делает то, что ты скажешь. Попроси ее записать свой жизненный опыт, хоть она и не может писать, из-за своей неграмотности. Но то, что она знает, должно быть записано. Она уже стара, наступает время ей уходить. Пусть это будет записано. Это будет полезным для людей, которые придут позже".
Я спросил: "Баи, почему ты не хочешь, что бы это было записано?". Тогда она ответила: "Баапджи, раз ты говоришь это, хорошо. Когда я приду в следующий лагерь, ты сам сможешь это обнародовать. Я принесу эти записи".
На следующем лагере ее ученики нетерпеливо ждали, с большим волнением. Она положила книгу в сундук и запечатала его. Она повесила еще на него замок и ключ держала у себя.
Ее ученики подняли сундук и поднесли его мне. Они попросили меня открыть его. Я открыл его и извлек оттуда книжечку, очень тоненькую книжечку в 10 - 15 страниц, крошечных размеров, примерно два на три дюйма. И с зачерненными страничками, совсем без белых мест!
Я сказал: "Бхурибаи, ты написала хорошо. Другие люди. когда пишут, зачерняют страницу лишь немного. Ты же писала так, что Бхурибаи белого не осталось совсем". Она писала и писала, и писала.
Она сказала: "Только ты можешь понять. До них это не доходит. Я говорила им: "Смотрите. Другие люди пишут. Они пишут мало; они образованные, они могут писать лишь немного. Я необразованная. и я писала и писала, выписывая все полностью. Я не оставляла места. А как еще написать это?". И я продолжала писать, продолжала метить и метить, и метить - сделала всю книгу полностью черной. Теперь, представь ее".
И я представил ее. Ее ученики были очень удивлены.
Я сказал: "Это настоящее священной писание. Это писание писаний. У суфиев есть книга, это пустая книга. Они называют ее "Книгой книг". Но ее страницы белы. Книга Бхурибаи ушла дальше этого. У нее черные страницы".
