— Большая белая собака? — предположил Брукс.
— Может быть. — Паттон перевела дыхание. Ей всегда было легче иметь дело с мертвыми людьми, чем с мертвыми животными. — Подойдем.
Брукс подошел первый, опустился на колени и застыл. Его глаза быстро приспособились к темноте, и он теперь ясно видел, что они сбили. Это существо было не более трех футов в холке, изящные ноги кончались тонкими раздвоенными копытами. На точеной голове между бровями выступал витой хрустальный рог. На Брукса смотрел агатовый глаз, в нем светилась боль, и Брукс понял, что зверь еще жив, хотя взор его тут же стал тускнеть.
— Джек, что тут… Святая Мария, Матерь Божья! Это невозможно. Этого не может быть.
Она тоже опустилась на колени, невольно осенив себя крестным знамением, и коснулась длинной белой шерсти. Дрожащими пальцами ощутила теплый и мягкий мех, такой же реальный и такой же нематериальный, как летний бриз.
Единорог вздохнул, испустил длинный выдох, принесший аромат лунных пастбищ, затрепетал и умер.
Дорога опустела.
— Я не хотел, — произнес констебль Брукс, трогая рукой то место, где лежал зверь. По щекам его текли слезы. — Видит Бог, я не хотел.
— Джек!
Он встрепенулся, услышав в голосе своей напарницы тревогу и страх. Она стояла на ногах, приподняв жезл, и костяшки пальцев у нее побелели. У края дороги под кустами что-то шевелилось.
Черное на черном. И зловоние, or которого он закашлялся.
Медленно поднимаясь с колен, Брукс боролся с парализующим его страхом. Первобытный ужас перед тьмой и таящимися в ней тварями. «Беги, — вопил внутренний голос, — БЕГИ!» Но они оба, привычно овладев собой, медленно пятились к машине. И сели в нее, ощущая колотящиеся у горла сердца, с влажными от пота ладонями, хотя никто их не преследовал.
— Эта тварь… — хриплый голос изменил ей, и она начала снова. — Эта тварь… она его и выгнала на дорогу.
— Ага.
Его голос звучал не лучше.
Они сидели, оглушенные, пока резкий свет фар проезжавшей машины (которая заметно снизила скорость при виде патрульного автомобиля) не вернул их в реальный мир.
Констебль Паттон обменялась с напарником озабоченным взглядом. Лицо у Брукса было усталым и изможденным, но он уже пришел в себя. Паттон возблагодарила всех святых, что не она была за рулем. Наконец она сказала:
— Мы ничего не видели.
— Верно. — Это прозвучало, как последний вздох единорога. — Мы ничего не видели.
Потом Брукс включил двигатель, и они поехали патрулировать дальше.
С крыла машины сорвался одинокий белый волосок и растаял в ночи.
