А тут еще бродяга какой-то подвернулся под руку. Прицепился, дыша перегаром. Как, мол, пройти в Америку? Вот ведь народ, и пьют без меры, и живут без ума.
От всей души Трошкин послал его куда подальше, выплескивая всю накопившуюся злость.
Высшие чины в салоне хранили каменное молчание.
Потом они, по приказу генерала, повернули назад. Еще пару раз заправились у кавказца, который теперь приветствовал их как родных, обещая в следующий приезд шашлык-машлык, сациви-мациви для дорогих гостей.
Ближе к вечеру, когда солнце уже заметно клонилось к закату, чекисты заметили на обочине дороги одиноко бредущего деда.
Генерал Кабзюк лично вышел к нему спросить дорогу. Если бы Трошкин не знал о его легендарной выдержке и хладнокровии бывшего диверсанта, он мог бы поклясться, что генерал вернулся в машину растерянный.
– Километров двадцать до города, – рассказал генерал. – Дед говорит, тут одна дорога, не ошибетесь. Только, говорит, доедете, не доедете, кто знает. Как захочу, так и будет. Совсем из ума выжил старый. Пути, говорит, неисповедимы. А на лице плесень натуральная. Странный дед.
Машина опять тронулась, набирая скорость.
– Странный дед, – задумчиво повторил генерал через некоторое время. – Лицо неприятное. Говорит, что его зовут Морок. Странное имя. Трошкин, что у тебя тут происходит?
– Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант, – немедленно отозвался тот.
Кабзюк махнул рукой и сплюнул прямо себе под ноги.
Заночевали они на обочине шоссе.
Лежа на спине у костра и безжалостно давя комаров, майор Трошкин смотрел в спокойное, бездонное небо, усыпанное звездными искрами, и с отчаянием думал, что все суета сует. Звезды, звездочки, погоны, нашивки… Томление духа и всяческая суета.
* * *
За долгую карьеру русского бомжа Пол Джейсон первый раз сидел с таким откровенным комфортом. Камера у него теперь была одноместная, тумбочка, умывальник, чистая параша в углу почти не воняет. Кровать с одеялом, свежими, хрустящими простынями и подушкой, вообще с ума сойти – настоящей подушкой, затянутой в чистую наволочку с серым, размытым стирками штампом «Марьинское РУВД». Словом, как у людей все. Сиди и радуйся.
Понятно, он теперь политический, фигура важная. Сам милицейский майор Тарасов выдал ему из личных запасов бутылку водки, банку шпрот и пачку сигарет «Гвардейские». Консервный нож, правда, не дал, не положено заключенному, но Петрович и без него обошелся. Сточил о кирпичную стену край банки и открыл ее, родимую, двумя пальцами. Решил запомнить этот случай, пригодится как пример из личной практики для будущей преподавательской работы в разведшколе ЦРУ.
