— Вообще никакого, как мне кажется.
Грете растерянно смотрела на меня:
— Ты меня совсем запутал, Варг!
— Да-а… Но могу тебя утешить, что я и сам запутался… Эти двое детей, с такими схожими судьбами, встречаются в конце концов тут, в Аньедалене, а сегодня Яна Эгиля, вероятно, обвинят в убийстве…
— Ты хочешь сказать, что между всеми этими событиями — в Бюстаде, Бергене и Аньедалене — есть какая-то связь?
— Пока не знаю, но если тут и есть общее звено, то это, без сомнения, Терье Хаммерстен.
— Тебе обязательно надо рассказать об этом ленсману.
— Конечно, — кивнул я, — но предварительно я должен все обдумать и сделать собственные выводы.
Мы помолчали, и я сменил тему:
— Ленсман назвал тебя «фру», ты замужем?
Она криво усмехнулась:
— Да, назвал, но я больше не замужем. Хотя фамилию мужа сохранила.
— Что ж, значит, и у нас с тобой тоже много общего. Что может быть хуже, чем развод…
— Да что угодно! Жестокое убийство на здешнем хуторе…
Больше она ничего не сказал, а я не спрашивал. Со стороны стойки дежурного до нас донесся знакомый голос: Ханс Ховик присоединился к нашей компании.
Я не видел его уже несколько лет, за которые он успел прибавить несколько килограммов. В остальном он не изменился, однако сейчас был явно взволнован. Он поздоровался с нами обоими, пожал руку Грете и произнес, глядя на меня:
— Кошмар какой, а? Тебе известно, что там на самом деле произошло?
— Об убийстве я знаю из газет. Но этой ночью я участвовал в аресте Яна-малыша. Яна Эгиля. По какой-то причине он именно меня вызвал для переговоров.
Он скривил лицо и кивнул:
— У него о тебе остались хорошие воспоминания. Я приехал, как только смог. Грете позвонила мне вчера. Но знаешь, что хуже всего?
— Что?
— Я навещал их на прошлые выходные. Теперь буду основным свидетелем по этому делу.
— Ты приезжал к ним?
— Да. Не знаю, помнишь ли ты, но Клаус-то был моим троюродным братом. Так что все это время я с ними общался, год за годом следил, как шли дела у Яна Эгиля. Я страшно удивлен, что он оказался способен на такое.
Я развел руками.
— Да уж… Я тоже подумывал приехать к нему, но мне было неловко… Кто бы мог подумать!
— Да, никто и предположить не мог, что тут что-то не то происходит. Как ты знаешь, это я предложил Клаусу и Кари взять к себе мальчишку, так что представляешь, как я себя сейчас чувствую?
— Ты не должен себя винить.
— Умом-то я понимаю, но… Он так быстро здесь выправился. Ты, конечно, помнишь, каким он был. Я привез его сюда в сентябре, а потом навещал по меньшей мере раз в шесть месяцев, а в первые годы еще чаще, чтобы видеть самому, как у них складываются взаимоотношения. И все было просто отлично. Конечно, место тут довольно глухое, особенно зимой, да и ребятишек его возраста тут не так много. А потом он с этой девочкой-соседкой познакомился, еще с какими-то детьми, после того как в школу пошел… Не думаю, что Клаусу и Кари было с ним легко — сорванец-то им попался беспокойный. Гиперактивный, как теперь говорят, с серьезными эмоциональными проблемами, что вполне естественно, если иметь в виду его психологические травмы. Досталось ему и в родном доме, если так можно его назвать, и потом… Ну, ты все это знаешь. Но ведь ему становилось лучше и лучше, а в последний год он даже пошел учиться дальше, на электрика, если не ошибаюсь.
