— Вот так легко?
— Про него говорили, что он был слегка не в себе, дурачок, этот Трудальский Мадс, как его прозвали в народе. Другие считали его жестоким и утверждали, что слышали, как он говорил, будто бы и еще кого-нибудь убьет, если ему в этот раз сохранят жизнь.
— И что? Его не казнили?
— Нет, пожил немного. Ему было больше восьмидесяти, когда он умер, но много лет он просидел в Кристиании — тогда столица еще называлась по-старому. Вы ведь знаете, лишь с девятьсот двадцать четвертого она носит имя Осло. Первоначально его приговорили к смерти через колесование, но это наказание заменили тюрьмой, и он отсидел в замке Аркерсхюс целых сорок два года. Основанием для столь долгого срока было то, что он угрожал убить своих родителей, когда выйдет. Но он продолжал сидеть и после того, как оба они умерли. Лишь в тысяча восемьсот восемьдесят первом году его отпустили и позволили вернуться домой. Но он стал жить не в Трудалене, а в Аньедалене, вырезал костяные ложки из рогов, которые собирал по дворам. Молодые его боялись, а вот старшие решили, что он, отсидев так много лет в тюрьме, сделался совершенно неопасен.
— Значит, признался…
— Да-да. Я сам читал протокол заседания суда. Сначала — людям из Индребё, потом ленсману, а уж после — на открытом суде. Он прошел вместе с Уле Ульсеном часть пути, а потом решил его ограбить. Выбрав подходящее место, он ударил его камнем по затылку и продолжал бить, пока торговец не отдал Богу душу там же, на осыпи.
— На осыпи?
— Ну да, где-то там, над морем. После чего забрал у убитого деньги и какие-то еще ценные вещи, а потом столкнул со скалы и забросал камнями. На следующее утро он вернулся, отволок тело к морю, привязал к лодке, отвез на глубину и утопил.
— И тело так и не нашли?
— Точно. Не нашли и следов крови на том месте, где, по его словам, произошло злодеяние.
— То есть улик-то и не было?…
— Увы. — Хельге Хауген посмотрел на меня с глумливым блеском в глазах. — Дельце для частного детектива, а? Надо сказать, что дно-то там непростое. Когда-то, после большого обвала, его усеяли огромные камни. Тело могло застрять где-то там, между ними, потому и не всплыло. Впрочем, кому охота было копаться… Вдруг там водится кто-нибудь прожорливый?
— А парня все-таки осудили, — вздохнул я.
— Это исторический факт. Его не изменишь. И думаю, что Яна Эгиля Либакка по окончании следствия ждет то же самое.
— Он что, фамилию сменил?
— Наверное. Но мне это еще не подтвердили. Ведь они были только его попечителями, насколько мне известно.
