Кинсфорд, оторвавшись от губ девушки, отступил назад, так и не увидев мечтательного выражения на лице Джорджи.
До чего же холодная особа! Кинсфорд стоял, раздумывая, стоит ли продолжать. Что, черт побери, с ней случилось? Стоит, как вкопанная и, не мигая, смотрит на него. Проклятая самка!
Не сказав ни слова, Кинсфорд отошел от девушки, подвел к ней серую в яблоках кобылу и помог взобраться в седло.
Джорджи вышла, наконец, из состояния оцепенения. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться подальше от этого места и этого человека. Пришпорив кобылу, девушка стремительно поскакала к Брайбери, где могла, наконец, вздохнуть с облегчением.
Заливаясь слезами, она вбежала в свою комнату, изо всех ног бросилась в ванную, чувствуя подступающую тошноту.
* * *
– Объясни мне, наконец, что с тобой происходит? – гневно произнес Рейф, спрыгивая на усыпанную гравием дорожку и бросая поводья перепуганному конюху. Последовав за Джилли в конюшню, он с грохотом захлопнул за собой дверь.
Было темно и прохладно. Ржали и беспокойно били копытами лошади, испуганные вторжением незнакомых людей.
Рейф держал девушку за руки с такой силой, что она, как ни старалась, не могла вырваться.
– Отпусти, мне больно.
– Объяснишь, что пытаешься доказать, отпущу.
– Тебя это не касается, – вспыхнула девушка, начиная выходить из себя. Как смеет он отчитывать ее, словно капризного ребенка? Если ему наплевать на нее, она отплатит той же монетой.
– Лучше не серди меня, Джилли.
– Ты – не брат и не опекун, Рейф, – сказала Джилли, успокаиваясь и беря себя в руки. – У тебя нет никаких прав на меня. – Удивительно, с какой легкостью выпалила она эту чудовищную ложь. Рейф имеет право на ее любовь, и будет обладать им до самой смерти.
– Рис не одобрил бы твоего поведения.
– Давай не будем трогать Риса.
– Ты могла разбиться, несясь на такой скорости!
– Можно подумать, тебя это огорчило бы, – тихо произнесла девушка, устремив на Рейфа лучистые глаза.
– Что ты говоришь, – ответил Рейф. – Как можно в этом сомневаться!
– Я, действительно, вела себя глупо, – призналась Джилли. – Пожалуйста, Рейф, отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
Тот, тяжело вздохнув, отпустил девушку, которая сразу же вышла, не сказав ни слова. Рейф слышал, как открылась и закрылась дверь конюшни, но продолжал стоять на том же месте. Ей никогда не понять – да он и не собирается объяснять – какую бурю чувств вызвала в нем ее сумасшедшая езда; увидев, как Джилли берет последнее препятствие, он молил Бога, чтобы все закончилось благополучно. Ничего вокруг в это время, казалось, не существовало. Потом, когда опасность миновала, он пришел в ярость.
