– Я буду мужественной, – пообещала она. – Клянусь, какая бы судьба меня ни ждала, ты будешь гордиться мной!
– Я всегда буду счастлива считать тебя своей дочерью. – Аббатиса нежно погладила ее по щеке. – Мне будет очень не хватать тебя, радость моя.
Когда нельзя было больше откладывать неизбежное расставание, Кэтлин и аббатиса спустились в монастырский двор и обнаружили, что он заполнен монахинями.
– Не забывай молиться! – твердила одна из них.
– Бог да благословит тебя, дитя!
Кэтлин пробиралась сквозь толпу сестер, слезы рекой струились у нее по щекам. У ворот девушка не могла не обернуться и вдруг увидела такое, что заставило ее растеряться. Ветхие створки, накануне еле державшиеся в петлях, теперь были кем-то старательно укреплены. Кэтлин нахмурилась – неужели сестры, перепуганные насмерть вторжением Нилла, всю долгую ночь возились с воротами?
Однако, увидев в его темной шевелюре свежие древесные стружки, а на руке кровоточащую царапину, девушка сообразила, что ошиблась.
– Это вас нам следует благодарить? – спросила аббатиса, указывая на ворота.
– Не мог заснуть. Пришлось придумать, чем бы заняться, иначе к утру я бы попросту спятил, – пробурчал Нилл.
Аббатиса понимающе улыбнулась:
– Бог да благословит вас, сын мой.
– Ни одна женщина не имеет права называть меня сыном! – с неожиданной злобой в голосе огрызнулся он.
Отвернувшись, он протянул Кэтлин сильную руку. Ей безумно захотелось убежать, но на память пришло данное ею слово быть послушной, и она позволила усадить себя на лошадь. Нилл легко вскочил в седло позади Кэтлин, и, почувствовав жар и твердость его налитого силой, мускулистого тела, она вздрогнула.
– Кэтлин! – бросившись вперед, крикнула аббатиса и на мгновение прижалась к ее руке. – Запомни, дитя мое, в этом мире много всего – и слез, и красоты. Кто знает, чем окончится для тебя это путешествие? Может, счастьем? Встречай его с распростертыми объятиями, детка. Встречай все, что только есть прекрасного в этой жизни, с радостью в сердце. И будь счастлива, как только сможешь!
Насмешливая ухмылка мелькнула на губах Нилла. Он дал шпоры коню, и тот галопом вынес их за ворота. Кэтлин обернулась, и глаза ее не отрывались от монастыря до тех пор, пока заплаканное лицо аббатисы стало неразличимо.
