Я заплакала. Так же, как и накануне – без слез. Отныне это стало моей индивидуальной особенностью.
– Я больше не смогу есть как все нормальные люди!.. Ризотто, креветочный коктейль, мясо на ребрышках – это теперь не для меня!
– Так же, как и рак, СПИД, изнасилование, смерть от рук бандитов и прочие беды.
Шмыгнув носом, я посмотрела на маму. В ее взгляде читались и сострадание, и ирония человека, привыкшего практически смотреть на вещи. Да, здравое, практическое мировосприятие – одна из ее отличительных черт. То же самое выражение я увидела, когда сообщила ей, что меня отчисляют из колледжа. Мама любила меня больше жизни, но это никогда не мешало ей говорить мне всю правду. Даже если мне совсем не хотелось эту правду выслушивать.
– Быть может, мне следовало бы проявить к тебе побольше сочувствия, – мягко продолжила мама, – однако я так счастлива, что ты снова со мной!.. Тебе, конечно, пришлось не сладко, но ты и представить себе не можешь, насколько тяжелыми были эти дни для меня, для твоего отца, для твоих друзей… В похоронном бюро Джессика чуть ли не в обморок падала. Я и не думала, что она умеет плакать, но сегодня слезы у нее текли прямо-таки ручьем. Твой отец был настолько убит горем, что даже не узнал меня, а Антония… она тоже была опечалена.
Я помотала головой.
– Вот только про нее не надо…
– Но теперь мне, слава Богу, больше не придется тащиться в морг… Ну если только по пути домой ты не напорешься на осиновый кол… Что же касается остального, то все, как говорится, уладится-утрясется. Тем более что с тех пор, как тебе исполнилось тринадцать, мы только тем и занимались, что улаживали то одно, то другое.
Я нахмурилась:
– Что тут могут понять люди, способные поглощать ризотто?..
– Не переживай… Ведь еда – это, в сущности, всего лишь топливо. Если смотреть на вещи достаточно широко, то ее значение не так уж и велико. Ну ладно, иди почисти свои клыки, и мы с тобой еще немного поговорим. – Повернувшись, мама направилась к двери, но я успела заметить на ее лице ухмылку.
– Очень смешно! – крикнула я вслед.
