Уддияна, или Путь искусства | страница 48
— Что значит предал?
— Так мне казалось тогда. Я бежал. Бежал, потому что испугался. Я считал их жестокими и безжалостными. Они выглядели как волки.
— Они пытались научить тебя пути Искусства?
— Я не знал тогда этого слова, я не знал даже их имен. Это были люди вроде Джамшеда — суровые и молчаливые. Они устраивали мне испытания, били. Они хотели, чтобы я стал воином, волком — а мне было всего девять лет…
— Теперь ты жалеешь, что ушел от них? — спросил я как можно мягче.
— Да нет, я не мог по-другому. Представь себя на моем месте. Много лет я осуждал себя за трусость, за упущенный шанс. Но теперь я понимаю всю силу своего решения: маленький мальчик шел по безлюдным горам три дня и три ночи почти без остановок. А вокруг были волки — настоящие волки. Я остался в живых только благодаря силе своего решения. Но затем много лет Искусство избегало меня, словно в наказание.
Халид выглядел усталым, потерянным, голос звучал глухо. Передо мной сидел не бог, не гуру; в его словах чуствовалась огромная горечь. Халид поднял на меня глаза: они светились совершенно земной теплотой.
— Пойми: путь Искусства тяжел и страшен. Он заставляет страдать и не сулит никакой награды. Ты идешь, потому что слышишь зов, потому что не можешь иначе.
Приняв путь сердцем, свернуть с него невозможно. Можно только выбирать.
— Из двух зол — меньшее?
— Ты ошибаешься — большее. Самое большее. И умирать в глубоком осознании, но без всякой надежды.
Мы долго молчали. Халид подошел к окну; шумела молодая листва, вдали завывали троллейбусы и автомобили. Наступала ночь. Я почувствовал себя скверно: похоже поднялась температура.
— Я прилягу, — сказал я Халиду. — Что-то мне не по себе. Если хочешь, посиди здесь.
Халид подошел ко мне и взял за руку.
— Твое тело сейчас очень встревожено. Клетки получили совершенно новый опыт и не готовы его переварить. Возможно, ты заболеешь, но это нормально. Постарайся ничего не предпринимать, можешь только пить воду. Все пройдет. Я буду навещать тебя. — С этими словами Халид тихонько вышел.
На какое-то время я заснул, но скоро проснулся от нестерпимого жара. Тело горело, от головы к ногам волнами ходила лихорадка. Это напоминало горячий холод, однако симптомов гриппа или отравления не было совершенно. Прошла и головная боль. Оставался лишь жар; его источник сидел глубоко внутри, как будто кишки варились в кипящем котле. Дыхание стало горячим, участилось сердцебиение.
Я нашел градусник и измерил температуру: 39,8! Помня о наставлениях Халида, я напился кипяченой воды и снова лег, провалившись в глубокий сумрачный бред. Мне мерещились белые кони — огромный табун мчался прямо сквозь меня, а я стоял, скованный ужасом. Мне снился Ужас с большой буквы — нечеловеческий, дремучий, как будто принадлежащий не мне, а прапамяти человечества, всех живых организмов.