Вiки iв
I мае мовк
Кiй кiiв,
Вiвкам всiм вовк.
Вскоре возникло понимание, что не я первый догадался, что к чему в этом вопросе. Глубоко не случайно, что имени "Россия" ни разу не встречается в творчестве Бодлера (за исключением один раз употреблённого экзотизма "Сибирь"), но, как я это доказываю, оно замещено в его стихах эвфемизмами "гигантка", "колдунья". В конце концов выяснилось, что всё творчество Бодлера так или иначе посвящено России, что поэт, оказывается, знавший русский язык как родной, писал свои стихи сначала на нём, и только потом сам переводил их на французский, опубликовав, однако, одни лишь французские со-оригиналы (впрочем, их русские со-подлинники вполне восстанавливаются по зачинам), а из своего знания русского языка сделав великую и страшную тайну. Для чего? Здесь мы имеем дело даже не с художественным приёмом, а с символом веры, укладывающемся в три слова: "Верую, что расшифрует!"
Так что, размышляя над отсутствием упоминания о России в творчестве Борхеса, я уже имел два прецедента, названных здесь фигурой умолчания, и вполне рассчитывал на успех, предполагая, что эту же фигуру употребляет и Борхес. Кстати, в его творчестве кроме темы "Россия" есть ещё одна запретная тема – "Бодлер". Из великих поэтов Франции Борхес упоминает Гюго, Верлена, Малларме, Валери и… ни слова о Бодлере. И это притом, что город Буэнос Айрес, неоднократно воспетый Борхесом, является в некотором смысле семантической калькой фамилии "Бодлер" – оба имени допустимо перевести на русский как "хороший воздух" или "свежий ветер". Фамилия "Бодлер" на шампанском диалекте французского языка этимологизируется словом "меч". Разве случайно, что меч, шпага или нож наряду с лабиринтом и зеркалом – эмблема и лейтмотив индивидуального стиля Борхеса? Мог ли Хорхе да не знать, что родился в городе-Бодлере? Вот этого я утверждать никому не позволю! Здесь другое: тема Буэнос-Айреса, родного города поэта, по замыслу Борхеса прикровенно исполняет пророчество Апокалипсиса: "Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы" (Откровение: 19,15). Только из уст Борхеса исходит не Бодлер, сиречь: Меч, а Буэнос Айрес, сиречь: Бодлер, сиречь: Меч. Мне оставалось совсем немного до того, чтобы сделать логичное при таком направлении мыслей допущение: а вдруг и Борхес, как Бодлер, тайно в совершенстве владел русским языком, писал на нём стихи, а публиковал только их автопереводы на испанский? Иными словами: не усвоил ли Борхес символ веры Шарля Бодлера: "Верую, что расшифрует!"? Я теперь сформулирую без обиняков: тогда кем должен был почитать сам себя Хорхе Луис Борхес – не испанским ли Шарлем Бодлером? Вот ведь как ставится вопрос.
