- О, генацвале! Это опять мистика! - Ихтиолог засмеялся. - Клетки нашего серого вещества, наше, так сказать, "я" отражают только реальность и до накопления определенных впечатлений - умственного багажа, мудрости, если хотите, ничего не вырабатывают. Слушаю Бетховена - отражаю Бетховена. Смотрю Рафаэля - отражаю Рафаэля. Читаю Пушкина, Толстого, Достоевского, Шолохова их отражаю. Читаю бульварщину, смотрю наши сырые фильмы - засоряю мозг ими. Ем деликатесы, пью тонкие вина, нежусь в мягкой постели... или сплю на соломе, копаясь в навозе, ем селедку с луком, картошку и кислые щи...
- Ой-ой, Гогла Михайлович,- литератор протестующе замахал рукой.Человек организован сложнее. Бессознательно он общается со всем на земле живущим, в том числе и с медузой. Тут много неузнанного, таинственного... В каждом живом существе два полюса, и потому им владеют противоречивые чувства. Человек в результате общения с окружающей средой приобретает опыт, вырабатывает формы своего поведения. Потому Нина Александровна и раскрывает перед внучкой сокровищницу мировой культуры. И не забывайте, что ее покойный муж, Тициан, прошел сложный творческий путь от символичной поэзии...
Ихтиолог заинтересованно глядел на литератора, который стоял под лучами палящего солнца с задумчивым видом.
- Да-да, генацвале,- произнес он, приподнимаясь.- Много в природе не исследовано. Я знал Тициана Табидзе как поэта и человека. Похож он был скорей на славянина, чем на грузина, с могучей грудной клеткой, с правильными, мягкими, но выразительными чертами лица и челкой римского патриция. Помню, он неизменно носил полотняную блузу с ярко-красной гвоздикой в петлице... К сожалению, и у Тициана из одного стихотворения в другое кочуют мотивы смерти, тоски, забвения, мифологии...
- Вы ученый, а я - литератор. У нас разные оценки Людей... Тынянов о Табидзе сказал: "Тициан ходит по Тифлису, как ходит человек по своей комнате". Его помнят до сих пор, хотя прошло почти тридцать лет, как его не стало... Помнят не только потому, что он сочинял талантливые стихи...
- Точно! Как-то идем мы с Ниной Александровной по Руставели мимо цветочного магазина, где когда-то, наверно, Тициан покупал цветы. И вдруг слышим: "Калбатоно Нино!" Это был выбежавший на улицу продавец, и он подарил Нине Александровне гвоздику,- Гогла Михайлович улыбался.- Ее любят потому, что любили Тициана Табидзе.
- Э, нет! Она и сама прелестная женщина! - возразил литератор.- Она тонко воспринимает людей, любит природу. Помню, в прошлом году гостил у нее в Тбилиси, на Мочабели, наверно, знаете, в писательском доме. Так вот, как-то на заре просыпаюсь от того, что Нина Александровна трогает меня за плечо и шепчет: "Вано, Казбек открылся!" Никогда не забуду этого зрелища! Снежная вершина великана искрилась и сверкала в лучах восходящего солнца. И я долго стоял, ошеломленный этой величественной, могучей красотой, и думал о том, какие люди должны здесь рождаться и жить, глядя на все это.
