В непроглядной тьме сводов явственно выступали извивы букв, очерченные зеленовато-желтым сиянием.
– Что это такое? – взволнованно прошептала девушка. – Тут кругом много надписей, но ведь они не светятся.
– Все те надписи сделаны золотом. Так, кажется?
– Правильно, – подтвердила Таня.
– А это... Одну минуту...
Я осторожно проскользнул в портик и зажег спичку. Загадочное свечение мгновенно исчезло. Обветшавшая стена слепо встала передо мной. Но я все же успел заметить уцелевший кусок изразцовой плитки, покрытый гладкой глазурью, с выведенными на ней оранжево-зелеными буквами.
– Это сделано не золотом, а такой же эмалью, как у лестницы в подвале.
– Пойдемте скорее посмотрим! – живо предложила девушка.
– Пойдемте, – согласился я и спросил: – Вы бывали когда-нибудь ночью на обсерватории, вы или профессор?
– Нет, ни разу.
– Тогда вот что, пойдем сначала в лагерь – только не говорите пока ничего профессору, – мы поужинаем и, когда все заснут, продолжим исследование, если хотите. А если устали, я один займусь.
– Что вы! При чем тут усталость? Все так таинственно, интересно!
– Отлично. Только уговор, Таня: профессору ни слова. Я сам еще ничего не понимаю, но если мы с вами додумаемся до какого-то объяснения, вот будет Матвею Андреевичу сюрприз наутро!
Теплая крепкая рука девушки сжала мою. Мы быстро спустились с холма к площадке, на которой по обыкновению горел небольшой костер. Поворчав на нас по поводу опоздания к ужину, профессор принялся расспрашивать меня о результатах похода. Как Таня и ожидала, добродушные насмешки профессора посыпались на мою бедную голову, едва Матвей Андреевич узнал, что я так и не нашел следов разработок красок.
– Ладно, лучше не буду спрашивать, что вы нашли в темноте вместе с Таней... Ну-ну, не сердитесь! Показывайте ваши камешки... Как много сердолика! Пожалуй, если несколько дней поработать, набрали бы целый мешок. Теперь сердолик мало ценится: еще один из многих примеров забытой с веками мудрости человеческого опыта. Раньше во всей Ближней Азии этот камень ценился наравне с лучшими драгоценностями. Из него делали браслеты, ожерелья, пряжки. И верили, что сердолик предохраняет человека от многих заболеваний. А самое любопытное – оказывается, эта вера больше, нежели простое суеверие. Я недавно узнал... – Профессор замолчал, задумчиво разглядывая красный камень при свете костра.
– Что вы узнали, Матвей Андреевич, расскажите, – попросила Таня.
– Да очень просто: медики начинают пробовать лечение сердоликом. Оказывается, он почти всегда обладает радиоактивностью – слабой, можно сказать, ничтожной, равной сумме радиоактивности человеческого организма. Но именно потому, что радия в сердолике только ничтожные следы, он действует благотворно на нервную систему, восстанавливая в ней какой-то баланс, что ли, – не знаю толком.
