Конечно, вы знаете о нем еще меньше, чем о первом.
– Простите, – обиделся инспектор, – мы проследили дальнейшие действия всех, кто замешан в этом деле. Он уехал в Лондон, потом в Нью-Йорк, а оттуда в Аргентину.
Дальше его следы теряются.
– Вот именно, – сказал Харрингтон. – Он сделал именно ту необходимую, скучную вещь, которую делают преступники. Он удрал.
Кажется, только теперь к Джадсону вернулся дар речи.
– Вы совершенно уверены, – спросил он, – что Уиндраш невиновен?
– Совершенно, – серьезно ответил сыщик. – Это не гипотеза, а факт. Сошлись десятки деталей. Я приведу вам несколько на выбор. Удар нанесен очень редким хирургическим инструментом. Место выбрано исключительно точно – так не выберешь без специальных знаний. Человек по имени Дувин, несомненно, был в тот день с убитым. Мотивы у него посильней, чем у поэта, – он тогда завяз в долгах. Наконец, он – медик, искусный хирург. Кроме того, он левша.
– Если вы уверены, сэр, дело кончено, – не без грусти сказал инспектор. – Правда, доктор мне объяснил, что Уиндраш тоже левша. Это входит в его болезнь, как она там называется…
– Согласитесь, – сказал Харрингтон, – что я никогда не был твердо уверен в виновности Уиндраша. А сейчас я убежден в его невиновности.
– Доктор Джадсон говорит… – начал инспектор.
– Доктор Джадсон говорит, – сказал доктор Джадсон и вскочил, как на пружинах, – что все его слова за последние двое суток – чистое вранье. Уиндраш не безумней нас с вами. Прошу вас, сообщите всем, что знаменитый древесный атавизм – зверская чушь, ею и ребенка не купишь. Дуодиапсихоз! Ну, знаете! – И он трубно, вызывающе фыркнул.
– Все это очень странно, – сказал инспектор.
– Еще бы, – сказал врач. – Мы все, кажется, наделали глупостей от лишнего ума, но я – на первом месте. Надо немедленно его вытащить! Мисс Уиндраш и так совсем измучилась. Я сейчас напишу, что он выздоровел, или что я ошибся, или еще что-нибудь.
– Насколько я понял, – сказал сыщик, – такой авторитет, как Дун, тоже подписал заключение.
– Дун! – закричал Джадсон, и голос его зазвенел неописуемым презрением. – Дун подпишет что угодно. Дун скажет что хотите. Дун давно выжил из ума. Он написал одну книгу, когда я ходил в школу, о ней растрезвонили, и с тех пор он не прочитал ни строчки. Я видел у него кипы книг – все не разрезаны. Его болтовня о доисторическом человеке допотопней мамонта. Да ни один ученый теперь не верит в его древесных людей! Господи, Дун! Это мне было раз плюнуть. Польстил ему, приплел его теорию и стал говорить непонятно – спросить он не смел. Очень интересный метод. Поновей психоанализа.
