– Я полагаю, – сказал Джадсон, – что Харрингтон, или Уилмот, или как вы его еще зовете, сообщил вам, что Уолтер Уиндраш левша, точнее – и левша, и правша одновременно.
– Конечно, – ответил инспектор. – Ну, доктор, я вашу просьбу выполнил. Может, вы знаете что-нибудь еще? Не обессудьте, напомню – теперь ваша очередь. Это серьезное дело, речь идет о жизни и смерти.
– Нет, – медленно сказал Джадсон. – Не о смерти. – Инспектор удивленно воззрился на него, и он прибавил: – Вы не повесите Уолтера Уиндраша.
– Что вы имеете в виду? – спросил инспектор новым, резким тоном.
– Дело в том, – отвечал доктор, любезно улыбаясь, – что Уиндраш сидит в сумасшедшем доме. Он признан невменяемым по всей форме, – продолжал он так спокойно, словно все это случилось сто лет назад. – Дун и я освидетельствовали его и обнаружили симптомы дуодиапсихоза и некоторую переразвитость левой руки.
Ошеломленный инспектор не отрывал взгляда от мило улыбающегося врача, а тот направился к выходу. Но в дверях стоял человек, и доктор снова увидел длинноватые волосы и длинное, ехидное лицо того, кто так раздражал его под именем Уилмота.
– Вот и я, – сказал Уилмот, он же Харрингтон, и широко улыбнулся. – Кажется, вовремя.
Инспектор вскочил и спросил:
– Что-нибудь не так?
– Нет, – отвечал сыщик, – все так, только убийца не тот.
Он удобно уселся в кресло и улыбнулся инспектору; но, обернувшись к доктору, стал серьезен и деловит.
– Доктор, – начал он, – вы человек науки и понимаете, что такое гипотеза. Вам приходилось, наверное, создавать очень разработанную, очень связную и убедительную концепцию.
– Бывало, – угрюмо улыбнулся Джадсон. – Что-что, а такую концепцию мне довелось создать.
– И тем не менее, – серьезно продолжал сыщик, – вы, как настоящий ученый, допускали – пусть с чрезвычайно малой вероятностью, – что ваша концепция может оказаться неверной.
– И это бывало, – сказал Джадсон, улыбаясь еще угрюмей.
– Ну вот. Каюсь, моя концепция неожиданно рухнула, – сказал сыщик и улыбнулся еще приятней. – Инспектор не виноват. Это я выдумал поэта-преступника и его гениальный план. Не мне говорить, конечно, но великолепная мысль! Не придерешься. Одно плохо: на самом деле все было не так. Да, нет на свете совершенства…
– Почему же не так? – спросил Брэндон.
– Потому, – отвечал его шеф, – что я обнаружил убийцу.
Его собеседники молчали, а он продолжал мечтательно, словно рассуждал на отвлеченные темы:
– Наше гениальное, смелое убийство, как многие шедевры, слишком прекрасно для этого мира. Быть может, в раю или в утопии убивают так талантливо. Но тут, у нас, все делается проще. Я занялся вторым студентом, Брэндон.
