– Добродетель является первым долгом философа, – продолжала Екатерина Вторая, – и я намерена подавать в том хороший пример своим подданным.
Дашкова продолжала возиться с платьем императрицы.
– Ну-ка, присядь ко мне, Катенька, – позвала царица, – и давай обсудим, как нам следует поступить.
Подруги опустились в кресла возле камина.
– Намерены ли вы внять заверениям Дидро, ваше величество? – начала княгиня.
– Да как ты только могла предположить такое!
– Стало быть, вы хотите его отвергнуть?..
– Нимало.
– Тогда что же?
– Держать дистанцию, не подавать виду.
– И?
– Противопоставить его пылу сибирскую холодность, – заключила Екатерина Вторая.
– Чтобы поумерить его или же потушить совершенно? – спросила Дашкова.
– Нет, дурашка, – засмеялась Екатерина, – чтобы еще больше разжечь его.
Напрасно Дидро ждал ответа. Когда он хотел навестить Дашкову, той не оказывалось дома, когда в кружкé императрицы он хотел перемолвиться с ней словом, она всякий раз находила возможность ловко избежать разговора с глазу на глаз – и эта неизменно безразличная, холодная улыбка на ее лице!
А императрица?
Если княгиня была снегом, то Екатерина Вторая казалась льдом.
Дидро начал задумываться о том, не совершил ли он, сам того не ведая, какое-нибудь преступление против Ее величества. И, наконец, его осенило, что все дело было, видимо, в обезьяне, будь она неладна!
Он написал новое послание:
«Богиня моя!
Вы сердитесь? Что означает Ваше молчание? Если Вы хотите казнить меня, то казните скорее, а если вы даже не желаете утруждать себя подписанием мне смертного приговора, то милостиво дайте мне знак: могу ли я еще надеяться или нет.
Завтра вечером на придворном балу красная гайлярдия[14] в волосах будет означать «Да», белая – «Нет».
Ваш жалкий раб Дидро».
Он снабдил записку надписью: «Екатерине» и сунул ее за манжету с намерением в тот же вечер передать ее княгине, ибо уже начал сомневаться получила ли она первое письмецо.
Наступил вечер. Собравшихся у императрицы было совсем немного, и это немало осложняло задуманный маневр Дидро.
Однако на несколько мгновений ему удалось занять fauteuil[15] рядом с Дашковой.
– Смилостивитесь, княгиня, – пробормотал он.
– Над кем?
– Надо мной.
– Вы же понимаете ситуацию.
– Возьмите, по крайней мере, хоть эту записку, – он сделал попытку незаметно сунуть ее в руку княгини.
– Безрассудный, за нами наблюдает императрица, – прошептала Дашкова.
Взгляд императрицы и в самом деле остановился на них.
– Но я умоляю вас, – продолжал Дидро, – как же мне быть?
