Она хотела прочитать то, что было написано на странице, но буквы, словно размытые слезами, стали растекаться черными ручейками. Яну пронзила тревога.
Но она не отступала, она словно привставала на цыпочках, силясь уловить смысл написанного. Но это ей не удавалось. Так порой бывает, когда во сне бежишь от погони и не понимаешь, что же удерживает тебя на месте. Словно ноги твои угодили в таз с быстро схватывающимся бетоном. Ты кричишь, рвешься, твое сердце изнемогает под бременем страха и отчаяния, но все безрезультатно. Крик клокотал у Яны в горле – крик безмолвный, передающий свое напряжение лицевым мышцам, крик, подобный дыханию стеклодува, выдувающего новую форму. И, словно исторгнутый из небытия усилием ее воли, ей явился фрагмент неведомой картины: часть женского торса и руки. Яна видела перед собой мерцающую теплым жемчугом грудь, ее мягкие и упругие очертания отчетливо выступали на темном фоне, мглистую ложбинку пупка, изящный изгиб руки.
И тут из-под ладони девушки выпорхнула розовато-красная бабочка и, кокетливо помахав в воздухе крылышками, примостилась в темных волосах девушки.
Ветер подхватил страницы и, неистово теребя их, рассеял. Они осыпались подобно лепесткам увядшего цветка. И тут Яна увидела, как по берегу идет светловолосый, голубоглазый мужчина. Он спешил, охваченный мучительным беспокойством. Яна ощутила его тревогу, его лихорадочный пульс. Он двигался навстречу темноволосой девушке, сошедшей с моста и тоже спешащей к нему. Он приближается, заключает ее в объятия… Плеск воды сомкнулся над колоколами…
И тут Яне показалось, что колокол дал трещину – раздался надрывный, стенающий звон. Нет, так режет тишину битое стекло. Грянули выстрелы, а вслед за ними в сон ворвался неистовый грубый крик.
– Сука!
Она удивленно открыла глаза. Хомяка на месте не было. Дема выскочил в коридор, и вскоре Яна снова услышала выстрелы. Шатап, мечась по комнате, наставлял на нее пистолет и одновременно со страшной тревогой косился на дверь. Он подбегал к ней и притормаживал, не решаясь оставить Яну одну.
– Сука! – завизжал Хомяк, неся руку наперевес, подобно легендарному Щорсу.
Кроме всего прочего он прихрамывал. За ним вошел растерянный, сбитый с толку Дема.
– Сбежала, тварь! – он беспомощно посмотрел в злобное озабоченное лицо Шатапа.
Тот, кажется, готов был рвать и метать.
– И хрен с ней, – вдруг сказал Дема, – сбежала, сука бешеная, и пусть. Ну, блин, веранду долбанула и – на капот, а потом через забор.
