– Ну что, Сема, – вполголоса проговорила она, – вези Татьяну домой.
Видно, голос Милославской настольно переменился, что и Бакулина, и Руденко разом обернулись и удивленно посмотрели на гадалку. Она изобразила нечто наподобие улыбки и сказала:
– Я пойду, наверное, Семен Семеныч. Что-то чувствую себя неважно.
Три Семерки нахмурился, озабоченный.
– Да, видок у тебя, надо сказать, – заметил он, покачивая головой. – Может врача позвать? С сердцем не плохо?
– Нет, не надо никого, – торопливо отказалась гадалка, – это пройдет.
– Ну ладно, – согласился Три Семерки. – Только никуда ты не пойдешь. Сначала тебя довезу, а потом эту, – Руденко кивнул на Бакулину. – Спасибо скажи, – бросил он Татьяне, – что я добрый такой. Вообще-то мы подозреваемых по домам не развозим.
– Так то подозреваемые, – кокетливо тут же ответила она, – а то я – не-ви-нов-на-я!
Руденко нахмурился еще больше и нажал на газ. Милославская обрадовалась установившемуся молчанию и, поудобнее откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Она не строила сейчас дальнейших планов расследования, потому что на время утратила способность плодотворно мыслить. Яна ушла в некое оторванное от реального мира состояние и постепенно восстанавливала свои силы, пользуясь полным покоем.
Семен Семеныч, переживая за ее самочувствие, машину вел аккуратно, кочки старательно объезжал, тормозил и трогался особенно плавно. Внезапная слабость подруги его всерьез озадачила. Ему и на ум не пришло, что она успела за короткое время воспользоваться картами, и поэтому «болела». Догадайся об этом Руденко – вел бы он сейчас себя совершенно иначе: на чем свет проклинал «чертово» Янино увлечение и едва ли соблюдал правила дорожного движения.
– И куда вы меня везете? – нараспев проговорила Бакулина, оглядывая так знакомую Милославской агафоновскую глушь.
– Это, дорогая, называется Агафоновкой, – поучительно произнес Руденко.
– И никакая я вам не дорогая, – с обидой и зачем-то одергивая платье сказала Татьяна и опять погрузилась в молчание.
Яна с удовольствием вдыхала отличающийся от «центрального» воздух, врывающийся в салон через открытые окна. Этот воздух, как ей казалось, напаивал ее силой и здоровьем. Пахло травой, спелыми и спеющими фруктами, домом…
Гадалка приподнялась на сиденье.
– Джемма… Как она там? – тревожно проговорила она.
– Да все с ней в порядке, – сказал Руденко, боясь, что эта тревога ухудшит Янино состояние. – Вот, кажется, и приехали, – добавил он чуть позже, а остановившись, оглянулся на подругу: – Жива?
