Он неестественно громко захохотал. Огурцова сжалась.
– Тебе же не нужны мои чувства! – Макс резко наклонился к Белке. – Тебе просто нравится во все это играть. Или ты хочешь потом выставить меня на посмешище, мол, вот кто за мной бегает! Ты думаешь, я этого не вижу?
Он вдруг вскрикнул, хватаясь за голову. Это был тот самый крик, что они слышали, когда сидели под забором.
– Ты же получила, что хотела! – Он заметался по темной террасе, сшибая на своем пути стулья. – Уходи! Уходите все! Я вас не трогаю! Я вам не делаю ничего плохого!
– Максим, – как заведенная шептала Белка, все еще не в силах подняться.
– Да, я такой, – он развел руками. – Я не могу вести себя по-другому! А вы все думаете, что я дурачок. Нет. Я просто такой! И мне нравится таким быть. И не надо меня переделывать! – Макс снова метнулся к Белке. – У тебя ничего не получится.
Он снова попытался зажечь свечу. За окном бушевал настоящий ураган. Порывы ветра бросали в стекла пригоршни воды. Хлопала незакрытая калитка.
– Голова болит. – Максим тер виски. – Ничего не помогает, ничего.
Белка наконец смогла оторваться от пола.
– Может, анальгин принести? – прошептала она.
Лаврентьев слабо усмехнулся.
– Лучше топор. Верное средство от всех болезней.
Надо было что-то сказать. Надо было разорвать тишину большого пустого дома, где поселилась боль. Но нужных слов не было.
– Где-то тут были еще спички, – пробормотал Максим и ушел в дом.
Белка бросила взгляд на спичечный коробок, лежащий около зажженной свечи, и поднялась.
– Пойдем, – потянула она за собой обмякшую Катюшу. – Вставай! А то там весь фильм без нас посмотрят.
– К-какой фильм? – запнулась Жданова и со второй попытки встала на ноги. – Света нет во всем поселке.
«Действительно, – лениво подумала Белка. – Кина не будет».
Она почувствовала усталость. Последние два дня тяжело ей дались. Захотелось прийти домой, забраться под одеяло и не вставать ближайшие лет сто.
А еще очень не хотелось идти под дождь. Но выбора не было.
Поселок казался вымершим. Вместе с тучами его накрыла тьма. В редких окошках виднелись слабые огоньки свечей.
Белку трясло от пережитого волнения, мысли путались. Она то видела темную фигуру, блуждающую перед двухэтажным домом, то искаженное болью лицо Лаврентьева. И ей снова захотелось промотать пленку жизни назад на несколько дней, чтобы завершить свой предпоследний разговор с Максом по-другому, чтобы не было никакой ссоры и чтобы все закончилось не так, как оно закончилось.
