— Верю.
Мы разговариваем, разумеется, в Лондоне. В баре гостиницы на Ноттингхилл. Ира, разумеется, не может вернуться в Россию, потому что ее затаскают по допросам.
— Ну, вот когда занимаешься наукой, время от времени заглядываешь же в справочник, чтоб посмотреть какую-нибудь формулу или какой-нибудь закон. А Платон, он чувствовал всегда эти законы, видел, как деньги движутся, как живут. Понятно?
— Понятно. Так бывает с неправильными глаголами.
Только школьник их зубрит. На определенном уровне изучения языка начинаешь понимать, почему они так неправильно спрягаются.
— Хорошо, что вы понимаете. Еще Платон Леонидович был невероятно красивым мужчиной. От него исходило невероятное мужское обаяние.
— А говорят, он был груб?
— Это не называется словом «груб». Он иногда кричал.
Страшно кричал, так что невозможно было разобрать слова, которые он кричит.
Михаил Ходорковский был еще в 1991 году советником премьер-министра России Ивана Силаева.
До 1991 года премьер-министр России был всего лишь главой правительства одной из республик, и ничем толком не руководил. Но когда Советский Союз распался, значение этой должности резко выросло, и советник Ходорковский наверняка, в отличие от моей мамы и 90 % населения, имел доступ к закрытой информации, умел ее анализировать и понимал, куда вложить ваучеры, не только свои собственные, но и выкупленные у народа, хоть и без принуждения, но никак уж не по цене двух «Волг».
Ходорковский пишет мне из тюрьмы: «… защищать Белый дом я пошел, если еще не осознанно (просто был советником Силаева и не мог поступить по-другому), то, во всяком случае, уже в „раздраенных чувствах“, а в 1993 году был уже осознанным сторонником рыночной экономики и демократии, хотя, как потом оказалось, еще не понимал, что это такое и окончательное осознание пришло в 1998 году, после дефолта».
В начале девяностых они весьма своеобразно понимали рыночную экономику и демократию, эти молодые люди, предприимчивые финансисты, имевшие доступ к закрытой информации. Они даже и человеческую порядочность понимали весьма своеобразно. Из письма Ходорковского следует, что защищать Белый дом в 1991 году он пошел не ради убеждений, не ради свободы и демократии, не ради защиты своего бизнеса даже, а из чувства личной преданности Ивану Силаеву. Средневековая какая-то этика: защищать сюзерена в любом случае, даже если тот не прав, но зато и самому с одобрения сюзерена делать что хочешь, даже если действия твои незаконны.
