, оставив скорбь своим современникам и вечную память о
своей добродетели на будущие века. (8) После кончины Марка, когда молва о ней
распространилась, все бывшее там войско, а равно и масса простого народа были
охвачены скорбью, и не было никого из подвластных Риму людей, кто бы без слез
услышал такую весть; все как бы в один голос громко называли его: одни —
превосходным отцом, другие добрым государем, третьи — замечательным
полководцем, иные — воздержанным и скромным властителем, и никто не
ошибался.
5. (1) По прошествии немногих дней, в течение которых друзья[25] занимали сына похоронами отца, они решили
вывести юношу в лагерь, чтобы он побеседовал с воинами и, одарив их деньгами,
как это в обычае у наследующих императорскую власть, щедрой раздачей привлек к
себе войско[26]. (2) Всем было объявлено
прийти на равнину, обычно их вмещавшую[27].
{8}
Коммод, выступив, совершал полагающиеся государю жертвоприношения, и так
как для него было сооружено посреди лагеря высокое возвышение, он, войдя на
него и поставив вокруг себя друзей отца (при нем было много образованных
людей), сказал следующее: (3) «Что у меня с вами общая скорбь из-за постигшего
нас горя и вы не меньше меня страдаете — в этом я вполне уверен. Ведь при жизни
моего отца я не требовал никакого преимущества перед вами. Он любил вас всех
как одного. С большей радостью он называл меня соратником[28], нежели сыном; второе, по его мнению, обозначало общность
природы, первое — общность доблести. Держа меня на руках, он часто препоручал
меня, еще младенца, вашей верности[29]. (4)
Поэтому я надеюсь, что буду очень легко пользоваться всяческим вашим
расположением, так как со стороны старших это по отношению ко мне долг
пестунов, а сверстников я по справедливости назвал бы соучениками в военных
делах; ведь отец любил нас всех как одного и воспитывал вас во всяческой
доблести. (5) После него судьба дала вам государем меня, не введенного со
стороны, подобно тем, что до меня гордился благоприобретенной властью[30], — я единственный у вас был зачат в
императорском дворце и императорская порфира[31] приняла меня, не знавшего обыкновенных пеленок, сразу же
по выходе из материнского чрева; солнце увидело меня одновременно и человеком,
и государем. (6) Принимая все это во внимание, вы, естественно, могли бы
полюбить меня, не дарованного вам, а рожденного императора. Ведь отец,
вознесшись на небо, является уже спутником богов и участником их советов
