Я говорю с ним как экономист с экономистом, как с человеком, рабочий стол которого стоял напротив моего во время работы в институте Гайдара.
Он отвечает на мой вопрос: «Согласен, принимать надо…»
Я спрашиваю: «Ну и чего делать будем?»
Он мне на это: «Коммунисты не поддержат…»
Я снова вопрос: «Почему?»
У него такой аргумент: «Эти законы – инициатива правительства, а коммунисты в оппозиции…»
Я спрашиваю: «Совсем ничего нельзя сделать?»
Он думает и предлагает: «Давай придумаем, что наша фракция точно не поддержит…»
Я говорю: «Сейчас я придумаю, что вы точно не поддержите…»
Подумал и заложил в проект закона пункт, разрешающий пенсионным фондам инвестировать средства в зарубежные активы.
Коммунисты ознакомились с этим проектом и гордо заявили: «Наши трудовые рубли! Не будем финансировать капиталистов. Мы – против инвестирования наших трудовых рублей в американский капитал!»
Я тогда говорю: «Хорошо. Давайте мы этот пункт уберем. В течение первых пяти лет мы американских капиталистов не финансируем».
И трех месяцев не прошло, как я договорился с коммунистами. Я своего добился, а коммунистическая партия отрапортовала своим избирателям, что они наконец-таки оградили российский народ от того, чтобы финансировать американский капитализм.
Концепция реформы была придумана правильно, но она не сработала
Правые, в свою очередь, отчитались про другие достижения. И так было с каждой фракцией, у каждой фракции пришлось искать свою «струнку». Каждому был найден тезис, антитезис и так далее… Это были очень сложные движения.
Концепция реформы была придумана правильно, но она не сработала…
Мощный противник
Я сделал все что мог, но в результате моим противником оказался еще более влиятельный человек, который был противником реформы – в той форме, в которой она была задумана. Это человек, занимающий большой государственный пост. Я его очень уважаю. Я считаю, что противников тоже надо подбирать себе по плечу и он – выдающийся противник. Мне конкурировать с ним – это высочайший пилотаж. Сидеть на разных сторонах стола – высочайшая честь. Он обладал (и по-прежнему обладает) фантастической властью, фантастическим влиянием, фантастическими ресурсами. Ничего этого у меня не было. Не было ни ресурсов, ни власти, ни влияния…
Потеря финансового ресурса ведет к падению влияния государственного бюрократа
Он вел себя абсолютно правильно. Наверное, на его месте (хотя я бы никогда не оказался на его месте) я бы вел себя так же. Потеря финансового ресурса ведет к падению влияния государственного бюрократа. Поэтому бюрократ максимизирует свою целевую функцию, чтобы ресурс, которым он располагает, возрастал. Пенсионная реформа привела бы к тому, что этот ресурс не возрастал бы, а уменьшался. Этот ресурс начал бы перетекать в частные руки.
