Она сделала гримасу, наливая стаканы:
- Не знаю, зачем бы мне об этом говорить. Ну ладно.., но с условием: я хочу знать, от какого имени уменьшительное Эл.
- Какая важность? Как вы провели время? Весь день, вчерашний вечер...
Она обогнула бар и встала передо мной, слегка надув губы:
- Я начала думать, что вы больше не интересуетесь мной.
Ее пальцы стали развязывать пояс. Зазвонил телефон.
- Черт возьми! - сказала она и взяла трубку.
Я прислонился к бару и взял стакан.
- Да? - сказала она басом. - Да, это Кей Стейнвей.
Кто? О! Как поживаете? Что вы сказали? Я вам не звонила... Но... Клянусь, что нет! Я никогда не сделала бы такой глупости.., я абсолютно ничего не знаю о... Послушайте... Алло!
Она подула в трубку, но безрезультатно, и вернулась ко мне с озабоченным лицом.
- Он повесил трубку, - угрюмо сказала она.
- Кто?
- Ошибка, я думаю, - ответила она, - мне надо выпить. - Она подняла свой стакан. - На чем мы остановились?
- Что я больше вами не интересуюсь.
Ее лицо осветилось.
- Ах да, вспомнила! Я собиралась подвергнуть вас тесту Стейнвей. Безошибочно, знаете! Смотрите!
Театральным жестом она распахнула халат. Под ним был полосатый купальник, облегающий ее, как перчатка. Кому интересны перчатки?
- Это купальник, - сказал я, - чтобы купаться при людях.
- Вы шутник, Эл. Но подождите, это не все.
Она положила халат на стойку бара, подошла ко мне, прижалась спиной и стала ритмично поводить плечами, ласково мурлыкая. Мурлыканье стало настойчивее, и я заглянул ей в глаза. Теперь глаза были зелеными, с намеком на серое, покорные, слегка потерянные.
Она хрипло пробормотала:
- Не стойте столбом, делайте что-нибудь!
- Я не допил свой стакан, - любезно ответил я.
Она отошла, сузила глаза:
- Вы сегодня сильно сопротивляетесь, Эл. Но вы еще не прошли финальный тест.
Быстрым движением она спустила купальник, осторожно вышла из него, положила руки на бедра и посмотрела на меня, откинув голову.
Где-то я уже видел такое.
И я вспомнил. Это была поза номер два в непристойных журналах, этих дрянных отдушинах в одинокие юношеские ночи.
- Вы, кажется, ослабели, лейтенант, - сказала она вполголоса.
Я схватил ее одной рукой за плечи, другой - под коленки и поднял. Она обняла меня за шею, и ее мурлыканье выражало на этот раз безграничное одобрение.
Я перешагнул с ней на руках порог, подошел к краю бассейна и бросил. Она приводнилась на свою корму и исчезла, подняв целый сноп брызг.
Через пять секунд ее голова показалась на поверхности. Глаза сверкали ненавистью.
