Приближаясь к замку Wittenberg, я внезапно, с запозданием на сотни лет, постиг причину, по которой никогда не могла бы Надя полюбить меня.
Оказывается, при жизни был я человеком, абсолютно не способным понимать того, что любовь женщины совершенно отличается от любви мужчины. Женщина могла нежно ласкать, целовать в губы и прижимать к своей груди голову человека, которую у него со временем отрубят на плахе и бросят в корзину.
Зная о скорой смерти, женщина сознательно стремилась забеременеть и, лелея в себе под сердцем плод зачатия, прислушивалась к первым его самым нежным шевелениям. И меня, не знавшего всего этого о ней, – как же она могла бы полюбить?
Я этого раньше не понимал… Стоя под огромными придорожными липами, я плакал от пронзительной боли позднего, слишком позднего раскаяния и, уже миновав деревушку Selent, оказавшись на пустынной дороге к замку, понял и свое самое истинное, сильное желание: увидеть Надежду в замке Wittenberg в один из тех дней, когда она гостила там вместе с Орфеусом…
Она была на отгороженном пряслами участке, где находились две лошади арабской породы, светло-серые, в темных яблоках, и пыталась приблизиться, протягивая в руке кусок хлеба, к настороженно глядевшему на нее прекрасному жеребцу. Рядом стоял полный лысоватый человек в золотых очках, как оказалось, конюх графа, им приставленный к двум арабам для их воспитания и обучения. Увидев меня, возникшего прямо перед нею за пряслами, Надежда не испугалась, даже не оставила своей попытки приблизиться к лошади, и только тогда, когда гордый араб презрел ее хлеб и, с независимым видом охлестываясь длинным хвостом, направился прочь к дальнему краю площадки, где стоял другой точно такой же пятнистый красавец, Надежда повернулась и подошла ко мне.
– Евгений, к чему твое появление здесь? – безо всякой тревоги, ничуть не волнуясь, лишь слегка удивленно молвила она. – Неужели все это, наше, что-нибудь еще значит для тебя?
– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, – весело отвечал я, довольный тем, как началась наша весьма щекотливая, с точки зрения реальности, встреча.
– Но ведь здесь не только я и эти лошадки, – продолжала Надя в том же спокойном тоне. – Здесь присутствует и господин Зигфрид Ланк, конюх… Если меня можно и посчитать одержимой демонами, впадающей средь бела дня в состояние галлюцинации, то как ты выйдешь из положения в присутствии господина Ланка?
– Будем считать, Надя, что герр Ланк не придает особого значения моему появлению здесь и, разумеется, ничего не поймет из нашего разговора. Вот он берет за недоуздок одного жеребца, подводит его ко второму, подхватывает и этого, затем с добродушной улыбкой на круглом малиновом лице кивает тебе и уводит лошадей в конюшню.
