— До распада Союза, — гладко начал он, — мне довелось служить по всей стране. Были и заграничные командировки. Я очень гордился своей страной. Несмотря ни на что, я восхищался ее мощью и славой. Может быть, потому что и сам чувствовал свою силу. Ведь я своими глазами видел, на что мы способны, какими горами двигали. Я родился и рос на Украине, а учился и служил в России и, кажется, успел совершенно обрусеть. Пожалуй, я считаю себя самым настоящим русским.
— А как же ридна Украина? Это что же получается, запродались москалям? — улыбнулась Маша.
— Знаете, кроме шуток, я ведь очень хорошо понимаю подобные настроения. Когда я бываю на родине, в нашем маленьком городке неподалеку от Белой Церкви, и смотрю на людей, которых знаю с детства и которые за всю жизнь не выезжали дальше областного центра, то могу понять, почему они считают себя независимым государством. С равным основанием они могут считать себя независимыми не только от России, но и от Китая с Гренландией. Они зависят только от кума-участкового и предисполкома, который теперь и у них прозывается мэром.
— Но сейчас столько народа ездит в Россию торговать…
— Торговать! — усмехнулся полковник. — Для них это что-то вроде сказочных путешествий Синдбада за сокровищами — так же опасно, сумбурно и непредсказуемо.
— А потом, — подхватила Маша, — они возвращаются в свой тишайший городок и за чаркой горилки вспоминают о тысячеглавых драконах, которыми им представлялись толпы на рынках, и об ужасных железных чудовищах — милицейских «воронках», из которых выскакивают злые-презлые яйцеголовые существа с резиновыми палицами…
— А еще о беспощадных таможенных разбойниках, от которых все труднее откупиться…
— Тут уж одним салом не отделаешься.
— Так оно и есть, — кивнул полковник. — Приблизительно такие у них остаются впечатления от походов к чужестранцам.
— А вы, значит, совершенно переродились?
— Почему же совершенно?.. Какая-то часть моей души навсегда осталась украинской. На этом языке говорю во сне, я люблю песни, которые с детства слышал от родителей…
— А вы всегда мечтали быть военным? — вдруг спросила Маша.
— Нет, — ответил он, пожимая плечами. — Вообще-то я хотел стать врачом… Но потом…
— Что потом? — тут же поинтересовалась Маша.
— Вы спрашиваете таким тоном, как будто берете у меня интервью.
— Боже упаси, — воскликнула Маша. — Ничего подобного. Просто мне показалось удивительным, как это юноша, который мечтал о том, чтобы лечить других людей, вдруг решил овладеть искусством убивать.
