“Ясно”, – гладя его брюки, сказала девушка слегка дрожащим голосом.
“Что-то не так?” – спросил Йозеф.
Она перегнулась, дотянулась до его бутылки и сделала глоток. “Нет, все в порядке, – ответила она. – А вы – поэт”.
“Нет, я мясник”.
“Ох”, – она почти поперхнулась, но сумела проглотить и произвела серию хихиканий пополам с рвущимся из нее смехом.
“С вами все в порядке?”
“Мясник, – произнесла она, гогоча во все горло. – Мясник! О боже! Мясник… Нет, все в порядке, все отлично. Просто, отымей меня Господь, не могу поверить, вот и все. Прости. Нет, я серьезно. Видишь ли, я ведь не знала, кто ты такой, и в один момент… то, как ты про все это говорил… в какой-то момент решила, что ты маньяк, который перережет мне горло или что-то в этом духе".
Не много чего другого произошло той ночью. Если и было нечто в воздухе – возбуждение, возможность, молчаливое обещание, магнетизм – все это сейчас ушло необратимо, сменившись простой, безопасной, трезвой реальностью.
Чувствуя себя несколько униженно, Йозеф натянул брюки, сказал спасибо и ушел. Она не попыталась его задержать, не пригласила заходить. Выглядело даже так, будто в последние минуты она внезапно потеряла к нему интерес и захотела, чтобы он ушел как можно быстрей. На пороге, когда Йозеф заколебался на секунду, она несильно толкнула его вперед и закрыла за ним дверь. Исполнилась презрением к профессии или просто, если такое возможно, загодя увидела, что наступает?
Какая бы химия между этой парой ни имела место в комнате той ночью, есть углы, не доступные для дилетантов, для умов тупых и незатейливых, лишенных способности маэстро увидеть тонкую незримую линию, за которой кончаются отбивные котлеты по-французски и начинаются они же по-английски. Поскольку взрыв ее хохота стал именно той искрой, которая воспламенила желание и страсть. Как та щепоткой соли, которая выявляет вкус колбасы.
На следующий день, когда его подмастерье, тупой круглолицый парнишка, который полагал, что косичка и серьга придают ему крутой вид, забыл наточить ножи, Йозеф впервые не отвесил ему подзатыльник. Не сказав ни единого слова, он вынул ножи из их стояка и провел с час, затачивая их собственноручно, правя с осторожностью на точильном камне, потом на маслянистом оселке, проверяя лезвия большим пальцем и затачивая снова, пока не стали, как должны были быть. И когда мальчишка подошел с извинениями, Йозеф только слегка усмехнулся, но не сказал ничего, в связи с чем ученика замутило от страха.
