- Ну-ну, уж вы как-нибудь там, Курт, - просительно сказал отец, он был уже не рад, что начал этот разговор. Он пошарил в ящике стола и вынул коробку сигар. - Вы курите, Курт?
- Только трубку. Аллеи! Ну что это за аллеи!
- Ладно, Курт, ладно! - отец мягко дотронулся розовым пальцем до его грубой, обветренной руки (теперь Курт стоял рядом). - Ведь я в этом ничего не понимаю, - сознался он виновато. - Теперь вот какое дело. Видите это письмо? Его надо передать лично, только - вы слышите, Курт, лично! господину Ланэ. Послать сейчас некого, я знаю, что не ваше дело, но, видите, - отец развел руками, - никого нет, почта не работает, и вообще...
- Ладно, давайте письмо, - сказал Курт и взял в руки конверт.
- Только смотрите, Курт, - отец поднял палец. - это письмо надо хранить.
- Ну, - улыбнулся Курт, - будто я не знаю!
Он положил письмо на стол, опустился на одно колено и стал разворачивать обмотку.
(Сегодня он был почему-то не в сапогах, а в несокрушимых футбольных бутсах, которые были так грубы, что даже и не блестели, несмотря на все его старания.) В это время вошла мать, и отец проворно схватил письмо.
Мать подошла и вырвала конверт из его рук.
- Дай сюда! - сказала она, поглядела на адрес, покачала головой, вздохнула и пошла из комнаты.
- Берта! - позвал отец.
Мать остановилась и поглядела на него.
- Нет, ты с ума сошел! - сказала она убежденно. - Ты попросту сошел с ума! Как же тебе не стыдно, Леон! Мы с тобой, кажется, обо всем договорились, а сегодня ты... Есть у тебя слово или нет?
- Да нет же, Берта! - отец чувствовал себя очень неловко. - Это же не то, нет, нет! Совсем не то.
- Не нет, а да! - сказала мать твердо. - Посылать такой документ! В такое время! К такому человеку! Постой, Леон, я пощупаю у тебя голову. Ведь ты же сам называл его Иудой. Ну, скажи, пожалуйста, что будет, если это письмо попадет в руки тех...
- Ну! - отец покровительственно засмеялся. - Чепуха. Берта, как ты не понимаешь! Ведь это же ответ на его собственное письмо.
- А! - мать даже досадливо сморщилась. - Нет, право, хочется пощупать, какой у тебя лоб... Ну кто же говорит, что он пойдет и выдаст! Ну, скажем, найдут у него это письмо, тогда что? Ты что же думаешь, он станет молчать? Выносить побои? Да, Боже мой, он сейчас же скажет: "Это письмо написал мне профессор Мезонье..."
- И погубит самого себя, - сказал отец.
- Во-первых, пускай даже погубит: ведь он тебе сам пишет, что если его начнут бить резино-вой дубинкой, он может Бог знает что наговорить. Значит, как же ему верить? И, во-вторых, ну, скажи, чего он может особенно бояться? Что же, они не знают, что он спасает свою шкуру? А ведь только об этом он тебе пишет. Да еще прибавляет, что сделал это искренне, и потом, - мать поглядела на Курта, - ты думаешь, что ты делаешь? Ты посылаешь человека пешком за сорок километров, потому что транспорта теперь не достанешь, только затем, чтобы...
