Монро дважды пришлось наблюдать, как люди отрекаются от своих убеждений. Когда действительно верующий человек теряет свою веру, его оборачивающийся в противоположную сторону фанатизм доходит до самых причудливых крайностей.
– Я боготворила их, Адам. Я уважала их, поклонялась им. Но теперь, когда я прожила столько лет бок о бок с ними… когда я принимала их подарки, когда меня осыпали привилегиями, когда, находясь в их тени, я столько повидала: я видела их, как сейчас тебя, в приватной обстановке, слышала их разговоры о людях, которых они презирают. У них гнилое нутро, Адам, они продажны и жестоки. Все, к чему они прикасаются, превращается в прах.
Монро перекинул одну ногу через надгробье, чтобы оказаться к ней лицом и взять ее в объятия. Она между тем начала негромко всхлипывать.
– Я не могу больше, Адам, не могу больше, – прошептала она, прижимаясь к его плечу.
– Успокойся, дорогая, хочешь, я попытаюсь вытащить тебя отсюда?
Он понимал, что это будет стоить ему карьеры, но на этот раз он не собирался так просто упустить ее. Наплевать на карьеру – только бы она была рядом, и больше ничего не нужно.
Она отодвинулась от него, вытирая заплаканное лицо.
– Я не могу уехать, мне надо думать о Саше.
Он притянул ее к себе и нежно держал так несколько мгновений, пока лихорадочно размышлял.
– Как ты узнала, что я – в Москве? – осторожно спросил он.
Она ничуть не удивилась его вопросу. Не было ничего необычного в том, что он его задал.
– В прошлом месяце, – заговорила она, прерываясь из-за всхлипывания, – коллега по работе пригласил меня на балет. Мы сидели в ложе. Пока освещение было выключено, я думала, что, должно быть, ошибаюсь. Но когда в антракте его включили, я поняла, что это действительно ты. После этого я не могла больше там оставаться. Сослалась на головную боль и быстро ушла из театра.
Она промокнула глаза, перестав плакать.
– Адам, – спросила она в конце концов, – ты женился?
– Да, – ответил он. – Но после Берлина прошло много времени, и брак не сложился. Мы уже много лет как разошлись.
На ее губах появилась легкая улыбка.
– Я рада, – сказала она. – Я рада, что у тебя никого нет. Это так нелогично, правда?
Он широко улыбнулся ей в ответ.
– Нет, – пробормотал он, – совсем нет. Но мне приятно это слышать. Мы сможем видеться с тобой? В будущем?
Улыбка исчезла, в глазах появилось загнанное выражение. Она отрицательно покачала головой.
– Нет, не часто, Адам, – вымолвила она. – Мне доверяют, я пользуюсь огромными привилегиями, но если в мою квартиру придет иностранец, вскоре на это обратят внимание и донесут. То же самое относится и к твоей квартире. За дипломатами следят – тебе это должно быть известно. За гостиницами также наблюдают, квартиры здесь не сдаются. Это невозможно, Адам, это невозможно.
