Но ведь что-то его заставило обернуться.
Он поспешно отошел от раковины и схватил свой ореховый посох, продолжая прислушиваться. Ничего. Только обычные звуки ночи. Где-то вскрикнул кроншнеп, пролетел под окнами и умчался прочь.
А потом генератор умолк.
У Ривена перехватило дыхание, когда свет в кухне стал меркнуть и, наконец, погас совсем. Теперь единственным освещением было шафрановое сияние огня камина. Все затихло, осталось только два звука: плеск волн, набегающих на берег, и потрескивание огня в камине.
Ривен вышел на крыльцо. Ночь была тиха, в чистом небе только что народилась новая луна. Галька хрустнула у него под ногами. На берегу, у самой воды, виднелась черная туша мертвого тюленя. Тишина и покой. Не было даже легонького ветерка.
Звездная, безлюдная ночь. Рука Ривена, сжимающая посох, расслабилась. Чертов генератор. Ривен круто повернулся — ему показалось, что он краем глаза ухватил какое-то движение у ручья, — и на мгновение остановился в нерешительности. Потом смачно выругался. Туманы с гор тебе в бороду, псих.
Ривен запустил генератор по-новой, не обнаружив, впрочем, никаких причин для такого сбоя, и когда вернулся в дом, в кухне уже сиял свет. Ему показалось, что в доме как-то странно пахнет. Он сморщил нос; но его обоняние, похоже, едва уловив этот запах, тут же привыкло к нему, и запах исчез. Мускусный запах животного. Должно быть, убитой им дичи.
Ривен вернулся к своей работе у раковины.
Писать — это рисовать на чистой бумаге, выдавливая кровь из собственных пальцев.
Постепенно они вновь выступали из тумана и становились ясны и отчетливы, все его персонажи. Они долго отказывались выходить на бумагу из-под клавиш машинки, не позволяя ему запечатлеть себя на листе, только их тени ложились ему на плечи, когда он сидел за столом и без особой надежды стучал по клавишам.
Он замыслил описать стремительное возвышение и падение властителей, сражения за власть в дикой зеленой стране своих книг, осады и битвы, и трагическую любовь, которую он так пока и не мог в полной мере представить себе.
Нет, бесполезно. Все это уже не воплотить в жизнь.
Мир его книги стал безжизненным и плоским, а герои — марионетками на неумело размалеванной сцене. Картины, которые он создавал, тускнели прямо на глазах, как цветник после заморозка. Воображение его растворилось в ледяной беззвездной мгле. Битвы смелых, сильных и великодушных людей обращались в кровавую бойню: бессмысленные стычки, после которых на снегу оставались горы трупов. Волки терзали тела убитых, копоть пожаров повисла в воздухе. В отчаянии он стучал пальцами по клавишам, но из-под них выходили только мертвые слова. Наконец, ему пришлось остановиться.
