— Может быть, но вы — вся семья Дженни. И это важно.
Кэлам одобрительно кивнул. Глаза его сузились, следя за полетом кроншнепа над береговой кромкой, длинный изогнутый клюв кроншнепа был отчетливо виден в вечернем свете, — силуэт на фоне темнеющего неба.
— Ее мать была удивительной женщиной, — наконец, сказал он, оторвав взгляд от птицы. — Дженни, она из того же теста. Таких, как она, очень мало.
— Я знаю, — тихо сказал Ривен.
Кэлам выдохнул дым.
— Да, ты знаешь. Я знаю об этом, Майк. — Он улыбнулся. — А как насчет приданого?
— Что?
— Если ты начал в такой старомодной манере, то нужно уж выдержать тон до конца.
— Нет, Кэлам. Вовсе не нужно…
— Вам ведь нравится Кемасанари, тот домик; вам обоим.
— Ну, да.
— Он, правда, порядком обветшал, нужно там кое-что подремонтировать, ну уж от ветра-то и дождя он защитит.
Ривен улыбнулся. В первый раз за все время беседы Кэлам посмотрел ему в глаза, и морщины его расправились.
— Как насчет тяпнуть по маленькой, дабы смочить вечерок?
— Почему нет?
И они вернулись к дому, где через открытую дверь лился вечерний свет и ждал ужин, приготовленный Дженни.
***
Он проснулся на рассвете, продрогший и с болью во всем теле. Открыл глаза и пошевелился. Боль в ногах отдалась огнем в голове. Он сел и увидел, что стало с постелью: вся сырая, в грязи, простыни смяты.
— О Боже.
Он потер руками лицо и посмотрел пустыми глазами вокруг.
Вот я и здесь.
С трудом он встал. Кружилась голова. Повсюду вокруг, как следы кораблекрушения, бросались в глаза ее и их общие вещи. Они глядели на Ривена с туалетного столика, из гардероба, со стен и полок. Осиротевший дом совсем выстыл в одиночестве. Изо рта у Ривена шел пар.
Он остановился и прикоснулся рукой к фотографии, на которой они были сняты вдвоем, — еще одна царапина на душе, — а потом двинулся в гостиную. Рюкзак его съежился в луже у двери, рядом валялся посох. Ривен поднял ореховую палку и провел ладонью по ее гладкой поверхности. Это его успокоило. Действительно, у него здесь есть что-то, не имеющее никакого касательства к прошлому.
Он огляделся. Когда-то дом этот был для него самым счастливым местом на свете. Родное гнездо. Когда-то, но не теперь. Ривену захотелось поджечь его. Она бы это поняла. Однако пришлось удовольствоваться решением подмести и вычистить камин. Когда взгляд его упал на давно остывшие угли, останки последнего зажженного здесь огня, Ривен понял, что ему вовсе не хочется их выметать. Они стали реликвией. Но хранить такую реликвию больно. Он пересилил себя, преисполнился яростью вызова и выкинул их. От одежды его теперь шел пар, но он даже не замечал этого. Здесь слишком многое живо, слишком много напоминаний. Ривен тряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху.
