— Какое заявление? — обеспокоенно спросил Макаров. Теперь он припомнил — действительно, было какое-то заявление. Обидное, но правильное.
— Он сказал, что по его наблюдениям Сандра вам нравится — в сексуальном смысле, конечно, для всего прочего вы слишком мало знакомы, — а следовательно, ее дальнейшее пребывание в доме будет оказывать на вас определенное давление — в пользу Звездной России и некоторых ее обитателей — а следовательно, нарушать ваши права гостя на объективную информацию о жизни звездных русичей.
Макаров кивнул головой:
— Понятно… Значит, они ушли, а я остался допивать, что было в доме?
— Примерно так, — кивнул чейн. — Вы даже помирились с Шубниковым и пытались петь с ним песни дремучего двадцать первого века. Про белую армию и черного барона, а также про город Будапешт.
— Понятно, — повторил Макаров. — Значит, приставать к женщинам не получилось. Но в остальном — могло быть значительно хуже!
— Ну, это вряд ли, — ответил чейн. — Все-таки мы с вами — в Звездной России!
Макаров скушал последнее печенье, допил чай и вытер губы салфеткой.
— Хорошо тут у вас, в Звездной России, — сказал он и задумчиво посмотрел в сторону реки. — Тихо, просторно… Жаль только, что я во всей этой истории совершенно ни при чем.
— Вы — гость, — сказал чейн. — Вы и не должны быть «при чем».
— А Калашников? — вдруг вспомнил Макаров. — Он ведь уже звездный русич? — Чейн молча кивнул. — Значит, он — должен?
— Он — должен, — подтвердил чейн. — Поэтому он и странствует по Сети. Профессию выбирает.
— Понятно, — в третий раз сказал Макаров. Не то чтобы он позавидовал Калашникову; но слова о выборе профессии изменили направление его мыслей. С Калашниковым все ясно, подумал он, программированием займется или журналистикой; а вот чем я буду на жизнь зарабатывать? Рамочки клеить? Или на шее у Звездной России сидеть?
— Рассказать вам что-нибудь еще? — спросил чейн. Повинуясь его короткому жесту, остатки завтрака стремительно растаяли в воздухе.
— Да, — попросил Макаров. — Расскажите, чем я смог бы заняться… здесь, в Звездной России?
Чейн скорчил недовольную гримасу и покачал головой.
— Вопрос не по адресу, Павел Александрович, — ответил он. — Это вы у Семена Петровича спросите. Кстати, а вот и он!
Семен Лапин поднялся по лестнице и вступил на веранду, заставив ее жалобно заскрипеть. Одет он был по-прежнему в белую хламиду, делавшую его похожим то ли на папу римского, то ли на древнегреческого философа, и выглядел донельзя озабоченным.
