– Правда же? – обрадовалась Мария. – Я тоже, когда прочла, не поверила своим глазам.
– Все! – хлопнув в ладоши, приказал отец. – Сворачиваем пьянку гурманов и за работу! Погоняй в кабинет переводить! Время – деньги, нечего уважаемых людей заставлять ждать.
И словно услышав его слова, по всей квартире затрезвонили телефоны.
Мария подскочила от неожиданности, а потом бросилась к трубке. Это были чудеса телепатии – звонил именно герр Майнкопф…
Услышав, как дочь отвечает по-немецки, Николай Дмитриевич сделал жест рукой, типа: «Я же тебе говорил!»
Мария, показала рассмеявшемуся отцу язык и отвернулась, отвечая на вопросы далекого собеседника.
Переговорив минут пять, она положила трубку.
– Ну? – вопросительно спросил отец.
– Ты был прав, он спрашивал, почему мы так долго не отвечаем и не появились ли у нас какие-нибудь проблемы с автором…
– И что ты ему ответила?
– Пап, ну чего ты прикидываешься, ты же все слышал!
– Мало ли слышал! Я же не говорю по-немецки.
– Может, и не говоришь, зато все прекрасно понимаешь, уж мне-то не рассказывай! – рассмеялась Мария.
– Ты обо мне, как о собаке: все понимаю, да сказать не могу, – проворчал с улыбкой отец.
– Ладно тебе! Я до сих пор помню лицо того немца, который сидел с нами за столиком в санатории и обсуждал со своим приятелем твои уши, думая, что ты не понимаешь по-немецки…
Отец тогда, действительно, отчебучил номер! Ему видимо надоело слушать разнообразные комментарии о своих ушах, которые у него, действительно, были выдающимися, поэтому он решил подшутить. Смачно полив кетчупом большой пельмень, он незаметно стащил его из тарелки и зажал в руке. А потом схватил нож и невозмутимо начал изображать, что отрезает себе ухо. По щеке, из-под сжатой ладони живописным кровавым ручейком пополз кетчуп вперемешку с пельменным соком. Оторопевший немец в ужасе выпучил глаза и, открыв рот, наблюдал за страшными действиями сотрапезника. Тогда отец, обратившись к нему на чистом немецком языке, сказал, что хочет сделать ему презент, и вложил пельмень тому в руку. Немец глянул на свою ладонь, в которой лежал вымазанный кетчупом пельмень, и видимо, приняв его за отрезанное ухо, молча упал в обморок.
– А чего там было понимать? Он так красноречиво поглядывал на мои уши, что и без перевода было понятно, что он хотел меня обидеть…
– Ой, обиженный, ха-ха-ха, – рассмеялась Мария. – А кто же потом пересел за другой столик и обходил нас за три версты? Ты или он?
– Ну ладно, ладно, беги работай, я тут сам приберу, – прервал ее Николай Дмитриевич, смеясь, и хлопнул ее ниже талии.
