– Бедная ты моя, что же они с тобой сделали! – с болью в голосе, произнес Андрей и, протянув руку, погладил Татьяну по щеке.
Она испуганно взглянула на него широко открытыми глазами, и на мгновение замерла, прижавшись щекой к его ладони. Потом вдруг резко отстранилась, и стремительно поднявшись, отошла к окну.
Андрей немного выждал, а потом тоже встал и подошел к ней.
Остановившись позади нее, он взял ее за плечи и тихонько потянул ее на себя. Она покорно прислонилась спиной к его груди. Он обнял ее и, прижавшись губами к ее волосам, поцеловал темную прядку над ухом. Она вздрогнула, но ничего не сказала. Тогда он решительно развернул ее к себе лицом и попытался привлечь ее поближе, но она уперлась руками ему в грудь, останавливая его.
– Я не могу забрать твою жизнь, – прошептала она, и, опустив голову, закрыла лицо руками.
– Я тебе ее сам готов отдать, – тихо сказал он.
– Ты, наверное, не понял, – вскинула она голову. – Я больна! Ты заразишься и умрешь!
– Не успею, – улыбнулся он, и, преодолевая ее сопротивление, крепко прижал ее к себе.
Она забилась в его объятиях.
– Ты что, хочешь сказать, что, действительно, готов завтра умереть, поэтому и не боишься близости со мной?
– Я не боюсь близости с тобой. Больше того, я хочу этой близости. И не имеет значения, убьют ли меня завтра твои ребята, или я заболею и умру от СПИДа. Все мы рано или поздно умрем, я к этому готов, единственно, чего бы я не хотел, так это потерять эту ночь. Таня, я, действительно, готов ради этой ночи умереть, потому что ради такой ночи стоит жить.
Она изумленно подняла на него глаза, в которых билось отчаяние вперемешку с надеждой.
– Почему? – почти неслышно, одними губами, спросила она.
– Не почему, просто так оно есть, – и, стиснув ее лицо в руках, Андрей порывисто припал к ее губам.
Сминая ее застывшие губы, он словно пытался выпить из нее этот мертвящий холод предстояния смерти, царивший в ней все эти годы, и влить на его место огонь жизни, пробуждая в ней забытые чувства и желания, и согревая ее сломленную душу своей любовью.
– Перед смертью не надышишься, – простонала она, вырываясь и отворачивая от него лицо.
– Не умирай раньше смерти, – выдохнул он ей в губы и опять впился в них обжигающим поцелуем.
И она покорилась, всем телом подавшись к нему и почти уже захлебываясь в потоке освобожденной нежности и желания, неистово хлынувших из-подо льда многолетнего одиночества.
Это было больше страсти, больше любви, это была сама жизнь, тонкими стежками счастья начавшая сшивать расползающиеся края женской истерзанной души.
